Часть 1. Алла
Вечер переходил в томительную стадию своего развития: дорожная пыль улеглась, солнце опустилось к горизонту и ласкало в море округлое своё брюшко, поставщики свежести (они же продавцы газированной воды) подсчитывали барыши и прикидывали перспективы на сезон, торговцы рыбой обнюхивали товар, проверяя его на свежесть. Парочки уединялись в тени платанов и становились лёгкой добычей стервецу Амуру.
И только я стояла на автобусной остановке, словно памятник одиночеству. Нет, не так: одинокий памятник, одинокого скульптора поставленный во имя одиночества.
– И всё же, хорошо! – произнесла вслух и глубоко вдохнула. – Этот воздух можно фасовать в баночки и продавать по шести пенсов за дюжину, чтобы каждый страждущий мог откупорить живительные консервы, впустить, так сказать… а ночевать катастрофически негде. Шьёрт меня побьери.
Проблема ночлега стояла остро как никогда. "К тому же в желудке ощущается какое-то несносное томление, – припоминался богослов Халява, имевший обыкновение упрятать на ночь полупудовую краюху хлеба и фунта четыре сала. – Нет, так не можно, господа, не подкрепив себя ничем, растянуться и лечь на пляже, всё одно, как собака!"
Обстановка требовала решительных действий; признаюсь, у меня припасён приём на подобные обстоятельства. В минуты растерянности, когда туманно на душе и гложут сомнения, я отпускаю поводья и вверяю себя всецело Небесному Владыке – иду, куда глаза глядят, заговариваю с первым встречным, соглашаюсь на любое даже самое сомнительное предложение. Это… как перетасовать колоду, перевернуть песочные часы, встряхнуть мобильный телефон, дабы тот проснулся. Или разбить хрустальную вазу на тысячу осколков.
Я закрыла глаза, выбрала направление и… ступила в неизвестность. Не далее, как через пять минут, на моём пути нарисовался странник. В пиджачке из бежевой чинчунчи, в мятых вельветовых брюках и стоптанных домашних лоферах, натянутых на ноги без малейшего признака носков. Последний факт меня очаровал. Кроме того, в юноше замечалось некоторое волнение. Отличное от волнения моего, однако, роднившее нас. Бежевый оглянулся, но тут же вернул своё внимание строению, что высилось в глубине переулка.
– Заблудился? – осведомилась я.
– Да, – признался чинчунчёвый и удивлённо переспросил: – А как вы догадались?
