Честный Автор обязан помянуть
тихим незлым словом:
– Яну Бойченко, Марину
Гилёву, Владимира Кнари и Юлию Морозову – за самоотверженную ловлю
блох,
– Ярославу Кузнецову – за
оживших героев,
– Анну Полянскую – за
совместные ночные бдения в Царствии Иггровом и философские беседы
об овцах.
Пролог
…скатились с Ее запястий две капли
крови, пали на землю и обернулись семенами. И сказала Она: да
станете вы началом начал!
Летопись Предвечная. Предание
о камалеях
…они напали, как только стемнело. Не
стали дожидаться ни полуночной мглы, ни предрассветной сонливости
караульных.
Словно хотели не просто уничтожить,
но и унизить.
Дозоры, выставленные на подступах к
дому, застать врасплох не удалось, но это мало что меняло. Засевшие
в рассекреченном убежище были настороже всегда. Идущие к нему в
этом не сомневались. Потому и не пытались ни таиться, ни вести
переговоры.
К тому же их было больше. Гораздо
больше.
Часть пришельцев, пригибаясь к земле,
обежала и оцепила здание. Остальные в открытую выстроились
треугольником напротив крыльца. Сразу видно – профессионалы: ничего
лишнего ни в одежде, ни в слаженных, отточенных движениях. Из
доспехов – только легкие кольчуги, оружие – две фьеты в заспинных
ножнах черного цвета, означающего, что кромки волнистых клинков
смазаны парализующим ядом.
– По велению Иггра Двуединого,
откройте! – стукнув по двери кулаком, зычно выкрикнул
командир. Стоявший рядом, однако державшийся отчужденнее горного
пика мужчина (единственный, кто пренебрег броней и оружием)
брезгливо поморщился. Разумеется, обережникам положено
придерживаться устава, но смысла в нем он не видел – проклятые
сектанты заслуживали не больше почтения, чем расплодившиеся в
амбаре крысы. Вслух же сказал:
– Будьте бдительны, среди них
трое «шипов».
– Благодарю за предупреждение,
йер Архайн, – почтительно откликнулся командир, хотя по
властному тону мужчины было ясно, что участь спутников его ничуть
не интересует. Только результат.
– Входим, – скомандовал он,
вытаскивая из‑за пояса саму собой развернувшуюся плеть. Взмах,
синяя трескучая молния – и дверь раскололась надвое. Правая
половина выпала наружу, левая, перекосившись, осталась висеть на
нижней петле. Командир пнул ее сапогом, с ругательством увернувшись
от рухнувшей под ноги доски.
Жала сорока фьет подозрительно
уставились в слепящий проем. В пустом просторном зале горели свечи
– несколько тысяч длинных и тонких восковых побегов, увенчанных
лепестками пламени. На полу и стенах мерцало, переливалось кружево
светотени, потолок тонул во тьме – неестественно‑белые огоньки не
разгоняли ее, а как будто оттесняли вверх.
