«Иезавель/ Jezebel/1993». Монолог театрального критика. История из жизни. Профсоюзы не зря отстаивали свои права. И если хотят защитить кого-то из своих, то обычно добиваются желаемого, каким бы весомым ни была причина для увольнения. Конечно, приводит это к вседозволенности, но кого это волнует, если поставленная цель достигнута. Вот и наш герой теперь пишет рецензии, не бывая на спектаклях.
⁂
Пьеса посвящается моим друзьям Анне Терезе Каскио и Пэту Скипперу, которые прислали мне старую газетную вырезку и позволили переночевать на диване в гостиной.
Один персонаж – ДЖЕЙМС ПРОФИТ[1], театральный критик, который говорит со зрителями из нью-йоркского бара в 1930-х гг.
(Один персонаж – ДЖЕЙМС ПРОФИТ, театральный критик. Он говорит со зрителями из нью-йоркского бара в 1930-х гг.)
ПРОФИТ. Многие думают, что у критиков нет сердца, но можете мне поверить – это чушь. У нас есть и чувства. Из нас течет кровь, мы нуждаемся в любви, нам нравиться ощущать собственную важность, как и любому другому. Просто у нас есть работа, и ее нужно выполнять. Разве вы не заглядываете в газету, чтобы посмотреть, что в ней написано, прежде чем потратить время и деньги на фильм, который слишком глуп даже для вашей собаки? Я выполняю важную общественную функцию. И что за это получаю? Кто-нибудь хоть раз скажет спасибо? И не мечтайте. Но я горжусь своей работой. Поэтому хочу объяснить, как случилась вся эта хрень с Иезавель, и тогда вы все поймете сами.
Все началось с того, что Макгонигл отправил меня на этот балетный концерт, сольник одной дамы, балерины, пик формы которой уже лет двадцать, как миновал. Я не хотел туда идти. В последнее время я практически не пишу об этом балетном дерьме, но в свое время это была моя специализация. Черт, да все когда-то было моей специализацией. О чем только я не писал для этой газетенки, от садоводства до убийств. Но мне особенно хотелось отделаться от этого задания, потому что танцовщицу я знавал лично, видел ее в Чикаго, когда она была куда как моложе и красивее. Она и тогда выступала в этой программой, под названием «Иезавель». Мне не сильно понравилось, и каковы были шансы, что понравится теперь, по прошествии стольких лет, когда на ее заду прибавилось достаточно жира, чтобы испечь двухлетний запас имбирных пряников? А кроме того, эта чертова шлюха отказалась переспать со мной. С той частью населения Чикаго, которая носила брюки, переспала, даже с некоторыми в юбках, но не со мной. Я легко представлял себе, какой увижу ее: старая, жирная задница, глупая улыбка на бледном, обрюзгшем лице, выдающая себя за женщину, которая в два раза моложе, пошатывающаяся, как закинувшийся наркотой лебедь, и старающаяся не пердеть. И еще толпа кретинов вокруг меня, прикидывающихся, будто им выпало счастье лицезреть чудо на сцене, тогда как на самом деле им скучно до смерти, и в зале они сидят лишь для того, чтобы другие видели, какие они культурные. Господи, смех, да и только.
