Читать Золотой козленок - Константин Чубич

На другой день, ближе к обеду, друзья шли по пыльной просёлочной дороге в Тарасовку − ближайший населённый пункт с вокзалом. Тарасовка была примерно в восьми верстах от первой Беляевки.

Фунтик, склонив голову, на ходу вошкался с брючным замком, дёргая туда-сюда собачку. Окончательно доломав его, выпустил наружу футболку, отчего стал похож на босяка, что было приличнее, нежели на сексуального маньяка.

Слева, на пригорке, вдали от мирской суеты покоилось беляевское кладбище на три-четыре дюжины постояльцев. Правая сторона общежития для мёртвых была в плену благоухающей амброзии. Она зелёным змием попирала территориальную целостность общественной усыпальницы. Безжалостно сожрала некоторые могилки, из которых, любопытствуя, торчали одинокие кресты.

Жульдя-Бандя, с хитринкою в глазах посмотрев на кореша, запел:

− А смерть нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь. Только в могиле ты сможешь обрести настоящее упокоение. Фунтик, а ты хотел бы, чтобы тебя похоронили на деревенском кладбище?

Дружок пока такого желания не испытывал, даже если бы его похоронили в мавзолее.

− Очень, − съязвил он, − но только после тебя.

− Тишь, покой, благодать, экологически чистый воздух, − принялся уговаривать товарища Жульдя-Бандя. − Никто не станет выкапывать твои косточки, чтобы на месте одного мерзавца похоронить очередного…

Фунтик оросил лицо неподдельной злостью:

− Жулик, за метлой следи!

− Ну не хочешь, так не хочешь. На нет и суда нет. Никто не неволит. Смерть − личное дело каждого, − Жульдя-Бандя приостановился. − А я нисколько не жалею о том, что мы покинули сороконожку здесь, на краю земли, вдали от цивилизации, − он сиял, как колорадский жук, попавший на поле молодого картофеля. − Прекрасные люди, весёлая свадьба, − он хихикнул, вспомнив удивлённый испуганный лик хуторского шута Хомы после феерического взрыва уборной. − Для сюжета не хватало только драки.

− А ты хотел, шоб казачьё набило тебе рыло и расписало под хохлому?

Друзья стали делиться впечатлениями о свадьбе, украшая свои похождения ложью. Особенно в этом преуспел одесский фармазон, которому соблаговолили отдаться «три девицы», исключая, естественно, мамашу.

− А ты знаешь, шо я подумал?

− Не знаю, − признался Фунтик, улыбаясь потугам дружка говорить на одесском наречии.