Как утверждает Вера Петровна, мама Коли, раньше их деревня Левёнки насчитывала 25 дворов. А сейчас осталось только три с половиной. Почему три с половиной? Потому что в трёх домах жили женщины с детьми, а в баньке обитал старик Никодим. Был он высокого роста, с курчавой спутанной поседевшей бородой и сильно густыми бровями. Никодим зимой носил тяжёлую шубу, летом надевал нечто, похожее на жилетку, которую сам сшил из выделанной овчины. Встретив его поздним вечером, вполне можно было принять за косолапого медведя. Но Никодим редко навещал своих соседок, Марию и Аксинью, а так всё сидел в своей старенькой баньке.
На месте остальных дворов сохранились только густые заросли черёмухи, которые раньше росли к каждой избы.
Коля, четырнадцати лет, высокий и сероглазый, среди детей, был старожилом в деревне. Наталья на лето приезжала к своей бабушке Марие, маленькой полной старушке. Петька тоже был гостем бабушки Аксиньи, худощавой но маленькой старушки. Они были младше Николая, поэтому обе бабушки наказывали парню присмотреть за малышами.
– Ты тутошний, – наперебой утверждали они, – парень разумный, 7 классов окончил, куда попало не пойдёшь.
Его мама видела, что следом за сыном в лес уходит их жирный рыжий кот Барсик, но считала это за увлекательную привязанность животного к своему хозяину.
Бабушки вместе с ней надеялись, что Коля на речку не пойдёт, рыбачить там не будет. Да тебе с ними веселее будет, чем одному по лесу бродить. Коле лестно было слушать мнение старух о себе. К тому же дети были ему не в тягость. Особенно нравилась ему Наташа, беленькая, хрупкая, с огромными голубыми глазами, словно не здешняя. Она всегда с надеждой и восторгом смотрела на него. Петька, немного полноватый для своего возраста, тоже соглашался с его лидерством. Он хорошо уже был тем, что привёз с собой леску, блёсна и крючки.
Хотя обе бабушки строго-настрого запретили детям ходить на старую мельницу. Мимо этой мельницы, сейчас заросшей и обвалившей, они даже идя в посёлок, проходили быстро, не оглядываясь по сторонам. Коля знал, что там когда-то давно утонул один мальчик Миша. Это было ещё до его рождения. Из случайно подслушанных разговоров бабушек, он узнал, что тот мальчик, Мишка возвращался с выпускного вечера с матерью Наташи. У девушки был белый плисовый платок с кистями, очень модный в то время. Лёгкий платок сдуло с головы, он повис на прибрежных кустах. Девушка испуганно ойкнула, Мишка бросился ловить платок, но не удержался и упал в воду. Место было глубокой, бездонное, Мишка не смог выплыть. Было мнение, что девушка могла подать ему руку, но испугалась или неспела. Место у старой мельницы на самом дело казалось загадочным. То среди тихой заводи вскипела вода, а потом волны шли в обратную сторону. Коля видел, что они, словно играя, от берегов устремлялись навстречу друг другу, на середине реки вскипал маленький фонтан. Для мальчика такая игра волны только вызывала любопытство. Он любил ловить там окуньков и пескариков. Чтобы бабка не ругалась, он не сразу шёл до речки, а доходил до высокой берёзы, доставал там спрятанные удочки и баночку с червями, и только потом, стороной обходя деревню, добирался до реки. Сейчас они тоже сначала дошли до высокой берёзы, нашли баночку с червями. Пока мальчики делали удочки, Наташа с восхищением рассматривала огромную берёзу, выросшую видимо, из двух корней. Почти до полутора метров её жёсткая кора выглядела шершавой, тёмной и жёсткой, ни чем не напоминающей гладкую бересту. Постепенно кора сглаживалась, выравнивалась, приобретала белизну. Дерево окружали колючие кусты шиповника, а наверху, сквозь прутья, проглядывало широкое гнездо ворона. Птенцы тихо копошились в гнезде. Рядом пролегала разбитая дорога, по ней тракторы возили лес из дальней делянки, расположенной за деревней Окарино. Там уже ни кто не живёт, последний житель старый Никодим перебрался оттуда в Левёнки лет десять назад. Вдоль разбитой дороги с широкими колеями с мутной водой росли высокие стебли кипрея, нижние цветки уже начинали пушиться. Чуть дальше от дороги, в низине, росли заросли ивняка. Кипрей и ивняк он потом наломают козам. Коров в деревне не осталось, перешли на козье молоко.
