Пролог
«Как-то раз в Италии…»
Это было раннее утро позднего февраля. Жуткий холод дополнялся воющим зимним ветром, что пронизывал мирских жителей. Твёрдая кора, которую не сумеет пробить ни один стебель, скоро должна была смениться рыхлой землёй. Люди, укутавшись в тёплые одежды, сидели по домам в ожидании скорой весны. Где-то в королевстве Неаполь, в семи лигах1 северо-западнее самого города, расположилась ничем не примечательная с виду деревня под лаконичным названием Pratis. С латыни это трактуется как «Луга». И, действительно, летом и весной здесь зацветали обширные поля, покрытые невинной зелёной травушкой и красными, жёлтыми, синими цветами; тут паслись лошади, коровы, овцы. Тут часто гуляли дети, после чего получали нагоняя от родителей или господаря, и возвращались к работе. Здесь же стояло двадцать пять хозяйств, а в них жили гуси, куры и, собственно, владельцы. Говоря простыми словами, в Лугах шла размеренная селянская жизнь…
– Мелкий выродок! – чертыхаясь и бранясь, местный староста с колуном в правой руке, в стоптанных сапогах и шерстяном хуке2 гнался за неким юношей. Немолодой человек на ходу натягивал меховую шапку на свою лысеющую голову, продолжая выкрикивать ругательства и угрозы, – Остановись, п-падло! Ирод треклятый, эх-х! – он был энергичен и наполнен животворящей яростью, что позволяла гнать старику практически на равных с молодым парнем. Однако старость вскоре дала о себе знать. Бедолага замедлился, а затем и вовсе остановился. Пытаясь отдышаться, он, впрочем, не прекратил пустословие:
– Ещё раз к моей дочери сунешься, бесовая елда! Да ещё раз! Я тебе хер по самый пояс отрублю! Гад… ещё раз…
Старец угас. Он покашлял, заправил своё видное пузо в широченные брэ и, фыркнув, развернулся и побрёл прочь.
А что парень, за которым этот полоумный гнался? Юноша, в какой-то момент завернув за угол одной из хат, облокотившись на её стену, с неподдельным ужасом на лице упёрся взглядом в пустоту. Впрочем, совсем скоро его отпустил страх и наступила радость. Он в очередной раз провёл старого дурака: покуралесил с его младшей дочерью и спокойно сбежал. Ему можно – как-никак, четырнадцать лет отроку! Да, паренёк был уже взрослый. Часто помогал отцу, но ещё чаще пил палёный эль на ворованные деньги и трахал свою тринадцатилетнюю «невесту». «Вот когда спиногрыза сделаешь, – твердил папенька, – Тогда и будешь взрослый!». Что же, через девять месяцев парня можно будет называть мужчиной. Об этом, правда, никто пока не знает.
