Юнец бегло осмотрелся. Не гонится ли за ним староста? Похоже, что нет. Только угрюмые рожи наблюдали за разразившимся зрелищем сквозь маленькие окошка в их скромненьких домишках. Судя по всему, ни один добрый человек из местных не решился променять домашнее тепло на уличный холод. Парень нелепо сплясал, затем скорчил рожу одному из мужиков, который глазел на него, и в страхе убежал. Недоумок, напортачив, стремился укрыться в родной хате.
В мире заканчивался пятнадцатый век – точная дата нашему герою попросту неведома – время великих империй, время сильных монархов, время христианства, время всемирного просветления, время Ренессанса. Но разве было дело до этого простому парню из деревни? Сегодня в Неаполе восседал Фердинанд II, пришедший на смену Альфонсу II. Стефано – так звали нашего героя – в этом не разбирался. Он считал всех королей напыщенными дураками. Презирал он также святош, за исключением Папы Римского, который в имени Александра VI разместил свою воинственную задницу на престоле Святого Петра. Ведь как можно не любить Викария Христа? Юнец в своей недолгой жизни не стеснялся открыто критиковать того, кого ненавидел. Ненавидел он господ за большие налоги, за неподъёмный труд, что был возложен на плечи обычных крестьян, за издевательства. Потому его и называли придурком. Да, я вам говорю! Ну не за то ведь, что он и есть придурок?
В один момент, дверь в сельскую хату со скрипом отворилась, и на пороге предстал то ли попрошайка, то ли прокажённый. Он трясся от холода. На вид он был молод, с небольшой юношеской щетиной. Его ступни прикрывали валенки, а на ногах он носил длинные портки. На голове же, пусть та и была брита максимально гладко, виднелись тёмные волосы. Одетый в сорочку и дешёвую копию блио3, парень вступил внутрь. Но не далеко ему удалось пройти: чей-то грубый голос окликнул его.
– Куда прёшь, мудло?! Ты разве не видишь: здесь подметено! – вскоре стало ясно кому принадлежал баритон. Стефано, увидев мужчину, низко ему поклонился, как мог, и мило поздоровался:
– Доброе утрецо, папенька, – юноша вернулся в исходное положение. Ответом на его вежливость стала сильная оплеуха, от которой пошатнулся бы даже взрослый мужик, не говоря уже о юнце. Он потрогал горящую щёку, аккуратно стал отходить ко двери.
– Доброе?! – как гром, разразился голос отца, нависшего над сыном, – Отчего я, проснувшийся, должен слышать на всю вулицу этого пидора плешивого, Ливио, как он тебя хуями кроет? Опять что-то учудил, трипиздон эдакий?!