Завалив практику, мне пришлось вернуться в Академию Сакральных Искусств. Ах, да, мы же с Вами не знакомы. Я – Лидия ван Мор – теург, адептка, дочь известного преступника-оккультиста и, в общем-то, посредственность. Я надеялась поскорее закончить учебу, но моим мечтам не суждено было сбыться. Теперь меня ждёт ещё один год в академии, откуда при загадочных обстоятельствах стали пропадать ученики, а новый наставник проявляет ко мне какой-то подозрительный интерес…
Пришла ль из бездны ты, иль к нам со звезд сошла ты?
Рок очарованный за юбками, как пес,
Бежит. Ты сеешь здесь то радость, то утраты
И царствуешь над всем, не видя наших слёз.
Идешь ты, Красота, не зная сожаленья,
По трупам, ужасом сверкая, как венцом;
Убийство, средь других цветных его камений,
На гордом поясе играет багрецом.
(с) Шарль Бодлер. Цветы зла (сборник), Гимн красоте
Пролог
Колья вбили в мерзлую землю на рассвете. Готовились к казни долго. Заключенных выгнали из ледяных камер наверх – во двор для прогулок. Кто-то угрюмо бродил вдоль высокого зачарованного забора, кто-то подтягивался на перекладинах, отжимался.
Элсмирская тюрьма – единственное место на земле, где замерзнут самые отъявленные адские твари. Холодный воздух стекал с окрестных гор стремительной рекой. Он нёс с собой тревогу, страх и запах перемен. Хромой Квентин сказал бы, что это лишь шальной ветер, из-за которого у него ноют кости и болит голова. Но дед умер на прошлой неделе и Кристофер поймал себя на мысли, что ему не хватает постоянного брюзжания старого охранника.
Периметр отлично просматривался с сигнальной вышки и, зная об этом, служащие внизу работали на совесть. Заложив руки за спину, Кристофер Аш едва ли замечал суету. Много лет подряд, каждый день одна и та же рутинная работа: обход, пытки особо опасных тварей, бумажная волокита, снова обход. Он не жаловался. Всё как всегда, ведь они все – шестерёнки в сложном механизме мироздания. Кристофер просто чувствовал усталость. Иногда она выходила вот так, неожиданно, извергая наружу истому бесконечной прокрастинации, которой хотелось приглушить ощущение тщетности происходящего. Но на сей раз на привычное чувство скуки, ложился легкий флер тревоги.
Предчувствие становилось навязчивее, и прогнать его не смог даже раздавшийся вопль. Отчаянный крик, лишенный чего бы то ни было человеческого, взмыл над белой пустыней, разбивая хрупкий ледяной воздух на вполне осязаемые осколки. Аш презрительно скривился. Явить слабость в последний миг жизни – что может быть худшим позором?
