Я сложу себя в конверт,
Лишнее оставив в прошлом,
Отослав туда, где снег
Горы кроет осторожно,
Где журчит в лучах звезды,
Греясь в них, стекло воды.
Я сложу себя в конверт,
Отослав туда, где ты.
Однажды утром, ранней весной, когда солнце только-только стало заливать лазурью краешек неба, в крохотном городке возле самого леса, в сыром и тёмном подвале дремал кот.
Это не очень приятное место он выбрал сам, потому что был нелюдим, как и этот подвал. А ещё по мере возможностей самодостаточен, чем безумно гордился. Даже в самые тяжёлые моменты своей жизни, когда живот молил своего хозяина о пощаде, упрашивал его подойти к людям, чтобы, возможно, они сжалились над бедолагой и угостили его хоть чем-нибудь съедобным, почти обессиленный кот задирал голову и уходил ото всех прочь.
Прожив на улице несколько человеческих – а по-кошачьему ого-го сколько – лет, кот научился выживать, никогда и ни перед кем не склоняя головы. Да и мало кто вообще обращал на него своё внимание, чему гордец был, конечно, очень рад. Внешне похожий на драную половую тряпку, пыльно-серую, в каких-то пятнах – где-то бледно-желтых, где-то почти чёрных, – он старался обходить стороной и людей, и сородичей, всех, лишь изредка гоняясь за какой-нибудь сонной мышью.
И дремал бы этот кот до самого обеда, потому что сон перебивает голод, если бы не услышал, что у подвального окошка кто-то возится. Это окошко, прикрытое только двумя фанерками, между которыми хвостатый вполне протискивался, служило для него тайным проходом в его личное княжество. И вот кто-то незваный у самых границ, что-то высматривает.
Сонный подвальный жилец медленно приоткрыл один глаз и настороженно устремил взор в сторону фанерок: в просвете между ними из стороны в сторону прыгала какая-то крохотная птичка. Прыг-прыг из-за фанерки, голову на бок, на другой, заглянет в подвал, потом прыг-прыг за другую фанерку… и обратно прыг-прыг.
У кота зашевелился хвост, открылся второй глаз, дёрнулись усы, в желудке завыла пустота, а самое уютное, тёплое и сухое место в этом подвале неожиданно перестало быть таковым. И всё же хвостатый до последнего надеялся, что эта любопытная крылатая тварь как можно скорее уберётся и не будет искушать умиротворённую душу и пустой живот!
