Пролог
Я достала из гардеробной «командировочный» чемодан Антона. Хмыкнула и отнесла его к двери в коридор.
А сама вернулась, чтобы собрать в большой дорожный чемодан его вещи.
На первое время.
Руки тряслись, и обида захлёстывала, не давая ясно мыслить.
Да что там мыслить – обида не давала дышать, сдавливая горло. Молотом билось сердце в висках.
У подъезда сидит его любовница. Ждёт.
Как велено.
Тварь.
За что он так со мной? Зачем тайно? Мы ведь договорились, что не будем скрывать друг от друга, если случится разлюбить. Мы же семь долгих лет уже вместе! Разве так бывает?
Все эти вопросы, как надоевшая жвачка крутились в моей голове последние месяцы. Ставшие привычно-омерзительными, они опять выплыли, вызывая тошноту.
Стоп.
Мне нельзя волноваться и нельзя изводить себя.
Проживём и без Антона. Не инвалид, не нищая и не сирота. Как-нибудь уладится всё. Сейчас важнее моё спокойствие, по возможности, и моё здоровье.
Хорошо, что пятилетняя дочка сейчас у свекрови в гостях. Будь она здесь, мне бы было сложнее выставить своего мужа за дверь. Своими руками. К любовнице.
Я складывала костюмы и сорочки Антона, нервно сдёргивая их с плечиков, и не совсем понимая, что именно я запихиваю в чемодан.
Слёз не было. Была муть перед глазами. Да какая разница что за барахло? Всё равно. Наживёт себе нового с молодой женой!
В отдельную сумку смахнула его часы и парфюм.
Вроде всё. Остальное вышлю почтой!
Ноги внезапно ослабли, и я сползла на пуф в коридоре. Что я делаю? Зачем? Может вначале поговорить с ним? Опять?
Чтобы услышать его очередную ложь? Унизится ещё раз, чтобы увидеть жалость и вину в его глазах? Ради чего?
Для чего жить с человеком, который не любит меня? Терпеть его жалость? Его пренебрежение? С каждым днём замечать всё больше свидетельств, следов другой женщины на нём?
Жизнь ради долга?
Перед кем?
Нет уж. Эта манера резать хвост по кусочкам каждый день – не на мой характер.
Я надеялась в глубине души, что вся история с любовницей это недоразумение. Надеялась в течение целого месяца. Тридцать один день.
Муки и ревности. Унижения и разочарования. Почти семьсот пятьдесят часов.
С каждым днём Антон становился всё мрачнее. Появилось раздражение. Участились вспышки злости. Вчера сорвался на крик со мной.
Мне тридцать три года. Не наивная девочка и понимаю, что к чему.
