Он открыл дверь на балкон, когда порыв ветра резко распахнул окно. От неожиданности он немного сильнее сжал в руках пачку сигарет.
Порой казалось, что старые рамы вот-вот не выдержат напора и выпадут. Но почему-то они стояли уже долгие годы.
Закрыв за собой дверь на балкон, он сел возле окна. Помятая пачка перекочевала из одной руки в другую. На улице на детской площадке радостно закричали дети. Он достал одну сигарету и откинул пачку на старую стиральную машинку. Этот советский агрегат со временем превратился в некое подобие балконного стола и собирал на себе пустые пачки сигарет, пепельницы, зажигалки. Сегодня же к хламу добавился листок бумаги и карандаш.
Ветер из открытого окна щекотал лицо. Он поморщился и, прикурив, закрыл глаза.
В его жизни не происходило ничего, кроме того, что он умирал.
Жизнь превратилась в круговорот. Он всегда знал, что будет происходить сегодня и завтра. Его существование следовало строгому расписанию, которого он не составлял. Жизнь самостоятельно и скрупулезно создавала свой режим для него. В моменты, когда он пытался внести свои правки, судьба будто давала ему оплеуху, ставя его обратно в свое расписание. Нужное только ей.
Жизнь давала поблажки только в моменты по пути на работу и обратно домой. Он строил новые маршруты, подолгу сидел на скамейках, наблюдал за миром вокруг. Смотрел на людей, которые смогли сами составить свое расписание.
Иногда одиночество его очень тяготило. На работе его ждали только чтобы он выполнил свою норму. Дома не ждал совсем никто. Для прохожих он был обычно лишь тенью.
Сигарета практически дотлела, когда ему прострелило колено. Он сжался и стиснул зубы. Через полминуты боль отступила. Он потушил сигарету и поднялся со стула, немного прихрамывая на одну ногу. Возле открытого окна, он на минуту остановился и окинул взглядом двор.
Ветер щекотал лицо, когда он шагнул. На листке бумаги карандашом виднелась одна фраза.
«Ничего не происходит, кроме того, что я умираю».
