Читать Соловьи не поют зимой - Марина Кравцова, Инна Ласточка

Льдистый луч проник сквозь щель в каменном изгибе пещеры, серебром рассыпался над гладкой поверхностью воды, похожей на глянцевую застывшую глазурь. В воздухе клубился белёсый пар непроницаемым мороком, и маленькие светлячки, точно искристые снежинки, мерцали в нём. Тишина стояла незыблемая. Но вот где-то упала капля воды, а за ней, рассекая тишину яркой вспышкой, раздался протяжный звук гуциня – кто-то в тумане коснулся струны, а затем ещё и ещё, до тех пор, пока мелодия – успокаивающая, глубокая, проникновенная – не рассеяла туман, не разогнала светлячков, взметнувшихся вверх.

Отступивший туман открыл картину, поражающую самое смелое воображение: над водой в позе лотоса парил прекрасный молодой мужчина. Благородные черты его лица могли принадлежать лишь истинному небожителю. Шелковистые чёрные волосы, слегка подколотые сзади заколкой, волной ниспадали до поясницы и могли бы составить конкуренцию самому дорогому шёлку. Мускулистое подтянутое тело и осанка явно выдавали мастера боевых искусств, а изящные тонкие пальцы говорили о многолетнем опыте игры на инструменте. Белое, будто сотканное из облаков и света ханьфу окутывало фигуру мужчины и делало её похожей на цветок лотоса, такого же нежного и стойкого, как гуцинь из белого нефрита перед ним. Гуцинь тоже заслуживал отдельного внимания: его изящная изогнутая поверхность искрилась в призрачном свете, струны отливали серебром, а шёлковая кисть трепетала от каждого звука.

Музыка то лилась потоком горного водопада, то струилась нежностью атласной ленты. То стихала, то набирала обороты и взлетала к сводам пещеры, волнуя и успокаивая, утешая и радуя. Так звучит песнь небожителей, так звучит Песнь очищения сердца.

– Кхм-кхм… – чей-то голос нарушил невообразимую красоту момента, и гуцинь, издав неровный гулкий звук, затих.

Игравший на нём поднялся, встал, едва касаясь ногами поверхности воды, и взмахом руки убрал со лба упавшую прядь волос. В следующее мгновение гуцинь испарился, по телу пробежала волна серебристо-белой чешуи, сменяя ханьфу на изысканный чёрный костюм, а длинную причёску на модную стрижку с убранной наверх чёлкой. Этот образ шёл мужчине ещё больше прежнего, и он, судя по выражению лица, прекрасно это знал.

– Зачем потревожил меня, Яо? – спросил он в полумрак пещеры, ещё не в состоянии увидеть нарушителя покоя.