Дмитрий
Тень тополя прятала меня от её взгляда. Я сам себе казался вором, крадущим не принадлежащие мне минуты. Жаль, что давно завязал с сигаретами, дым бы сейчас помог. Да кому я, к чёрту, вру?!
– Мама, – воскликнул Платон. – Смотри! Ну мам, ну посмотри!
Красивая. За эти пять лет она стала другой – повзрослела, что ли. Или это мне, ослу, так кажется?
Лиля убрала телефон.
– Ну что там у тебя? – она присела рядом с рисующим на асфальте сыном.
Подул ветер, листья деревьев зашуршали, и я не услышал, что он ответил. Лилька взяла мелок и стала рисовать на асфальте вместе с Платоном.
И откуда эта предательская резь в глазах?!
Я вышел из своего укрытия.
– Мам, – первым заметил меня Платон и подскочил на ноги. – Папа идёт! Вон!
Она повернула голову, и мы встретились взглядами. Медленно, Лика встала на ноги. Ей всегда шли пастельные тона, но сегодня на ней было ярко-бирюзовое платье с подчёркивающим талию поясом. И оно ей тоже шло.
– Здравствуй, – сказал я, подойдя. – Как дела?
– Как всегда, – ответила она после непродолжительного молчания.
– А у тебя? – спросил у чуть ли не подпрыгивающего от нетерпения сына.
– У меня хорошо. Смотри, – показал он на асфальт. – Круто?
– Очень, – я присел и, взяв мелок, пририсовал к корявому домику крылечко и ещё одно окно.
– А меня нарисуй, – попросил сын. – И маму.
Минут десять мы втроём трудились над «асфальтовой живописью». В конечном итоге главный художник посчитал картину завершённой и, сорвавшись с места, понёсся вперёд по аллее. Лиля собрала мелки, и мы пошли следом.
– Как неделя прошла? – спросил я.
– Нормально. – Она искоса посмотрела на меня, но ничего не добавила. Только когда мы прошли ещё метров пятьдесят, сказала задумчиво: – Через год Платон в школу пойдёт.
Меня как по башке ударили. А правда ведь, через год. Появилось ощущение, что пять лет прошли, как пять дней. Платон подбежал к детской лесенке и стал взбираться на неё.
– Пап, смотри, как я умею! – крикнул он, добравшись до середины.
– Платон, осторожнее, пожалуйста! – воскликнула Лиля. – Держись крепко!
– Я держусь!
Он полез выше. Лиля напряглась, и я, ничего не говоря, подошёл к лестнице.
– Ты – царь горы. Взял Эверест!
Сын просиял, и я махнул ему.
– Спускайся теперь.
Когда Платон опустился на несколько перекладин, я подхватил его и понёс обратно. Он болтал ногами в сандалиях, а Лиля смотрела на нас.
