Читать Гоголиана. Фантасмагория в тринадцати новеллах - Владислав Отрошенко

Исторические биографии

В оформлении переплета использована картина Федор Моллер. Портрет Николая Васильевича Гоголя.

Начало 1840-х. © Государственная Третьяковская галерея

© Отрошенко В.О.

© ООО “Издательство АСТ”.

Гоголиана” началась для меня в то время, когда я впервые надолго уезжал в Италию. Нужно было очень тщательно отобрать книги, с которыми предстояло жить в Риме. Взгляд тут же упал на книжную полку с собранием сочинений Гоголя. Пришла мысль взять “на родину души”, как называл Италию сам Николай Васильевич, “Мертвые души”. Хотелось почитать их именно в том городе, где они лучше всего писались. Сесть на мраморные ступеньки Испанской лестницы, неподалеку от дома, где Гоголь квартировал, и зачитаться – “Русь! Русь! вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека”, – находясь в том самом “далеке”. Или за чашкой кофе в кофейне “Greko” на Via Condotti, где Гоголь был завсегдатаем, открыть первую страницу поэмы: “В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка…”

Но ничего этого не случилось.

В суете сборов я по ошибке положил в чемодан вместо “Мертвых душ” последние тома с записными книжками и письмами Гоголя. Когда обнаружил это в Италии, страшно расстроился. Однако принялся читать гоголевские записки, послания, наброски задуманных и брошенных сочинений. С этого чтения начались исследования и расследования. Поездки по чрезвычайно затейливым гоголевским маршрутам в Италии и заальпийской Европе. Поиски следов во Франкфурте и Неаполе пропавшего векселя петербургского банка Штиглица на 4 000 рублей – не полученного Гоголем гонорара за “Мертвые души”. Заводящие ум за разум выяснения, что за двойник Гоголя, хорошо знакомый самому Николаю Васильевичу, морочил головы именитым европейским банкирам, российским послам и петербургским издателям. Установление немыслимых причин, по которым маленький Никоша Гоголь утопил в пруду родового поместья кошку. Изучение необъяснимых отношений Гоголя с собственным заграничным паспортом. Я как будто заново с потаийного хода вошел в громадное и таинственное здание, в котором раньше казалось всё знакомым, а теперь вдруг открылись неизведанные пространства. Безнадежно заболев Гоголем, я начал писать “Гоголиану”, чтоб наконец перестать думать о нем. Перестать погружаться душой в гоголевские безумства, сумасбродства, причуды, странности – в