Вокруг простиралась благодать. От еще холодного, но весеннего воздуха в голове стало легко и ясно. Рука потянулась к лохматой бороде, которую Егор теребил всегда в новых ситуациях, чтобы отвадить лихо или, хотя бы, чтобы ударило не слишком сильно. Это была не первая его весна здесь. Он шел через тайгу уже три года.
Егор осторожно, чтобы не порвать, вытащил из-под присыпанных снегом веток потрепанную палатку, выгреб снизу подсохшую хвою и принялся аккуратно выкладывать маленький костер.
Вскоре запахло заваренными шишками, Егор макнул драгоценный сухарь, чуть выждал чтобы остыло и зачавкал, выпуская пар изо рта. Сухарей оставалось мало, на донышке мешка, а сколько еще идти совершенно неясно. Телефон давно был мертв, но ориентироваться по компасу и солнцу, даже когда оно едва обозначалось в облаках, он научился давно и уверенно отмечал на карте пройденное.
Какого черта ему тут надо?.. Он крепко сжал челюсти в упрямой решимости, привычно отгоняя малодушие. Просто и безусловно, как это накрепко было решено, он пройдет путь беглого немецкого пленного через суровую северную Сибирь от бараков ГУЛАГа что были на мысе Дежнева до цивилизации, смертельный путь до свободы, который Клеменс Форелль преодолел без сомнений, потому что обещал вернуться семье к Рождеству и сдержал обещание близким, хотя и семь лет спустя.
Нехилое альпинистское прошлое и способность преодолевать суровые невзгоды помогали Егору. В яндекс-маркете он купил снегоступы, палатку, сигнальные ракеты и еще многое другое, чего не было у военнопленного Клеменса Форелля, так что получалось не совсем честно. Но совесть Егора все равно была чиста: Форелль ведь долго привыкал к невзгодам и был закален к моменту побега.
Свобода самореализации выше всего для либерала, а свободы не бывает без ее носителя, так что тело нужно беречь для свободы. Когда в России показательно шарахнули «орешником» и весь мир начал лихорадочно расчехлять ядерные кнопки, лучшим выходом было свалить так далеко, чтобы никакая ядерная перестрелка не достала, ну и вернуться таким убедительно сияющим символом протеста против любого попрания свободы воли.
Егор был типичным айтишником, получал немерено, и мог реализовать свое право на выбор роли личности в этой непростой и нехорошей истории. Самолетом добравшись до поселка Уэллен, первым делом он посетил музей ГУЛАГа, скудностью которого остался неудовлетворен и пешком добрался до развалин бараков советского лагеря, запечатлев себя на этом фоне айфоном. Оттуда он начал свой Путь в самое преддверие зимы. И потянуись дни, похожие один на другой, пока он не добрался до первых деревьев.
