… Сколько лет уже прошло с того момента, как произошла эта невероятная, местами даже жуткая, но захватывающая история, но мои воспоминания так и не отпустили меня. И по сей день я, уже будучи далеко не той молодой девушкой, какая пережила все трудности, не сломавшись и не пав духом, в мельчайших подробностях нахожу образы прошлого, наверное, навсегда отпечатавшиеся на обратной стороне моего цепкого сознания, и все думаю… Думаю о том, почему именно мне пришлось раз в жизни испробовать свои силы и примерить маску героини; думаю о том, зачем небеса дали мне еще один шанс в том огне, той пыли и дыму, когда ничего уже не могло спасти меня; несвязно и непоследовательно размышляю о всей череде бед, что друг за другом обрушивались на меня, стоило мне раз в жизни увидеть что-то священное и попытаться почтить память нашей общины, последовав древней традиции… Мне и сейчас трудно в своем одиночестве, окружающем меня сизой пеленой, глушащей весь иной мир, который продолжает цвести и ярко жить вне зоны моей слепой досягаемости, когда, казалось бы, совершенно все ушло в призрачный неуловимый свет минувших лет…
Мой внутренний цветок души вянет и медленно роняет свои пылающие страстью к жизни лепестки в бездну забвения, заставляя меня бессмысленно ронять на пустые безликие листы бумаги цвета зеленого чая живые образы и картины, созданные закоулками моего поврежденного жизнью чувствительного сознания, едва знавшего вкус реальной жизни… Путь мой сразу застлали облака и туманы, только я ступила на свою главную тропу. Они, можно сказать, определили мою судьбу, решив, кем мне суждено быть. То, что стоило для кого-то баснословной цены, стало для меня придорожным сором под копытами, по иглам которого я брела теперь… То, что все перестали видеть, превратив в витраж должного, стало для меня смыслом существования.
Я же не хотела, чтобы случайную книгу с именем «Геката» на обложке скупали из магазинов, читали и перечитывали, рассыпаясь в комплиментах. Я просто не нашла иного выхода остаться в собственном разуме, не теряя заветной нити логики, что бывает так трудно достать, кроме как замарать листы своей болью утраченной молодости и перепачкать их текстом пережитого. Я никогда не видела себя писательницей, тем более такой, но теперь не смогла иначе. Никто не был достаточно милосерден, чтобы просто выслушать мой скромный рассказ и позволить мне вновь вдохнуть, разделив с кем-то свою Агонию… Кругом был острый лед безразличия, под который я ушла, погружаясь в черные воды…
