Один маленький человек – только маленькие люди просят о чем-то – попросил моего знакомого (как и всегда им полагается, с небольшой жалостью) о маленьком одолжении, небольшой просьбе: свести его с его знакомым редактором, со мной то бишь, так как на обычные письма и электронные заявки ему не отвечали или отвечали в известной манере:
“Ваша работа не соответствует интересам издательства”.
В один обычный, но облачный день, в начале декабря, но на исходе нужного часа приема ко мне постучались. Я ответил с усталостью, что уже не успеть, что лучше перенести, что наверное потом, что так много дел. Но я совсем забыл, что обещал, и все-таки согласился, что даже разозлило меня. Как просто дать обещание и как тяжело его потом не выполнить. А тут еще встреча с рекламным агентом, утверждение печатных портфелей, выслушивание нового предложения по поводу…
Тук, тук, тук. (Быстро).
Вздох. (Медленно).
– Войдите. (Тянется)
Он вошел туго, неловко и, будто с корабля, неуклюже, перехватывая в руке, то ручку двери, то бордовый большой конверт, перевязанный бечёвкой.
– Здравствуйте.
Я лениво осмотрел его, указал ручкой на стул и движением руки усадил его.
– Вы от моего коллеги? (калеки, чуть не вырвалось).
– Да, знаете я хотел …
– Дайте угадаю, показать мне рукопись?
– Да. – Он улыбнулся, но тут же сконфузился, поняв иронию.
– Как называется?
– Да, вот она, возьмите. – Он протянул мне бордовый конверт. Я помедлил и нахмурился, наши глаза встретились, и он положил ее на край стола ближе к себе. – Да, называется мой рассказ “Джазовый вагон”. Он небольшой, я думаю у вас не займет много времени прочесть его и…
Наверное, мой строгий вид смутил его, я, правда, был недоволен: кабинет опять простыл, а у меня мерзли ноги, прям как у Гоголя в путешествиях.
– Про музыкальный вагон? Вы музыкант?
– Ну почти, то есть нет, не музыкант, но знаете, я знал, точнее у меня подруга была, есть, она пианистка и… он о любви и… – Он на секунду воодушевился, и, наверное, подумал, что мы уже почти друзья, или принял меня за милого брата, или, и того хуже, отца, которому можно сесть на ухо – молодые писатели так наивны, что готовы рассказать всё, но только не на листах. И он что-то говорил, но его речь была заучена, а у меня не было времени, и мне захотелось оборвать ее не из-за содержания, а из-за тона.