Как-то раз, я летел в командировку из лесной столицы северного края в Москву на худсовет Монумент скульптуры. Набрав разной прессы в вокзальном киоске, приготовился бороться с полетным страхом, а бояться было чего, была середина восьмидесятых годов и самолеты частенько недолетали до пункта назначения. Даже когда мы втиснулись в обшарпанные кресла, в воздухе всё ещё витал ужас предыдущих, выживших пассажиров. Поскольку прибыть надо было как всегда срочно, ничего не оставалось как лететь этим самолетом пахнущим ужасом и горелой электропроводкой. Наконец люки, как говорится были задраены, и под рев двигателей из кабины вышел пилот и что-то прокричал неразборчиво, типа желаю вам приятного полета, но мне показалось он крикнул, не обосритесь в воздушных ямах. Взлетели слава богу! Постепенно набрали высоту и прибитые перепадом давления люди, делая глотающие движения челюстями, стали оживать. Наконец вышла стюардесса с подносом и стала раздавать леденцы. Пошел неискренний смех и люди стали доставать кто газеты, кто журналы.
Достал и я, газету «Известия», просмотрел быстро и наткнулся на броский заголовок: «Выставка Ильи Глазунова в Манеже». Надо же, только недавно о нем читал проклятия видных членов союза художников. А тут Москва, Кремль, Манеж. Писали монархист и вообще всё под икону стилизует! Я забыл даже, что лечу в какой-то консервной банке на высоте десять тысяч метров. Пока я предавался размышлениям, полет постепенно подошел к концу, и лайнер пошел на снижение. Вернее вошел в пике, то есть людей стало прибивать из кресел к потолку, мягко говоря наступила невесомость на какое-то время. Что удивительно, из кабины выглянул пилот и осмотрев пассажиров, удостоверился, что все на месте и никто не улетел в космос. Слава богу приземлились и самолет подрулил к стоянке. Двигатели наконец заглохли и раздались аплодисменты, так только могут радоваться люди только что испытавшие животный страх смерти.
