Про Митю в деревне говорили, что этого мальчишку старому колдуну сам леший принес. Вроде случается иногда грех между лешим и смертной женщиной, от которого потом рождаются такие детки. До нечисти они не дотягивают, нет в них настоящего лесного духа, поэтому и не приживаются в лесу, и леший тогда подбрасывает их местным колдунам и шаманам в усыновление.
Это так люди между собой судачили, а сам Игнат Степанович никому не объяснял, откуда у него этот ребёнок взялся. Кормил, поил, называл Митяем.
Пацанёнок рос тише воды, ниже травы, видимо, поэтому ребятишки и любили над ним подшутить по злому, как это у них бывает. Как-то раз зимой они его так снежками обстреляли, что Митяй от боли в сугроб прыгнул и потом оттуда полчаса выбраться не мог.
А летом однажды отобрали у него обувь, и пришлось Митяю по колючкам и камням босыми ногами домой шлёпать. Он помалкивал, деду на ребят не жаловался, но Игнат Степанович и так всё откуда-то знал.
– Опять обижали? – спросил он Митьку, заметив, что тот вернулся домой босиком.
Мальчик ничего не ответил. Дед молча набрал в таз воды, обмыл Митяю ноги, потом помазал ссадины пахучей, травяной мазью и вышел вон из хаты. Походил где-то, потом вернулся, держа в руках резиновые шлёпки, отдал их мальчику и сказал строго:
– Надевай, пойдём «лапти» твои искать.
– Я сам завтра, – буркнул Митя.
– Сам он… – проворчал дед, – Пойдем, говорю.
Он с силой сжал плечо Мити, и мальчику пришлось встать и идти за ним.
– В поле, что ль, убежали? – спросил Игнат Степанович.
– На покос возле речки, – тихо ответил Митя.
Дед пошёл по пыльной дороге мимо деревенских домиков с невысокими палисадниками. Сапоги его громко стучали каблуками по утоптанной земле. Митя еле успевал за ним и удивлялся про себя, что до речки километра два идти, а они так легко проскочили весь этот путь, что и не заметили. Не успел Митяй оглянуться, как раздались детские голоса.
Дед Игнат остановился в тени деревьев так, чтобы его видно не было.
– Ступай-ка, скажи, чтобы штиблеты твои отдали, – велел он.
– Не послушаются, – вздохнул Митя.
– А ты пригрози: не отдадут – хуже будет, – нахмурился Игнат Степанович.
От волнения у Мити вспотели ладошки, и он обтёр их об штаны, потом пошёл требовать свои вещи назад, перечить деду он не смел. Пахло свежескошенной травой. Ребята бросали камни в реку, пытаясь заставить их прыгать по воде, как мячики.
