Место у самого сердца
Виталик с детства любил петь. У мальчика был почти идеальный слух, и преподаватели музыкальной школы часто хвалили его. Он не очень любил обычную школу, зато в музыкальную бежал даже тогда, когда болел. Мальчик учился играть на фортепиано, но дома у него лежали гитара, саксофон и даже скрипка. И на всех инструментах он играл, хотя бы немного. Родители видели способности и страсть своего сына и старались дать сыну все возможности для обучения.
Виталик был вторым из шести детей, и у родителей не много было денег, чтобы обеспечить его инструментами, но в церкви его любили, знали, как сильно он любит музыку и дарили ему любой инструмент, который оказывался не нужным в семье. У некоторых дети уже отучились, другие бросили музыкальную школу, и, вместо того, чтобы продать инструменты детей, братья и сестры из церкви приносили их Виталику.
Виталий радовался всему, что звучит, как ребенок, хотя уже вырос и должен был идти в армию. Незадолго до призыва кто-то из соседей принес ему довольно потрепанный ударник. В церкви ударник считался почти «неверующим» инструментом, хотя, когда парню сказали об этом, он пожал плечами.
– Знаете, я не замечал ни у одного из музыкальных инструментов способности верить или не верить.
Он знал, что брат, сказавший, что ударник «неверующий» инструмент, хотел, чтобы Виталик выбросил его на помойку. Но парень наоборот починил его, добился того, чтобы инструмент «зазвучал чисто». Это выражение мало кто понимал из семьи Виталика, потому что нормальный слух в их семье был только у матери. Все остальные не умели и не любили петь, и, как говорят в народе, им «при рождении медведь на ухо наступил».
– Это самородок! – удивлялись все музыканты, слушающие Виталика. – Подобный слух и голос не часто встречается даже у потомственных музыкантов, которые учат детей петь и играть чуть ни с пеленок.
Больше всего мальчик радовался, когда слышал в собрании на проповеди слова о том, что на небе все будут много петь.
– Я очень хочу на небо! – заключил он, когда в раннем детстве впервые услышал об этом, – я буду рад всю вечность играть и петь!
Но отец не был рад мыслям сына, и не готов был поддерживать его в том, чтобы всегда петь. Роман был автослесарем, у него был свой гараж. Официально он работал дежурным охранником, потому что в советское время мужчина обязан был работать хоть где-то на государственном производстве, но дома он ремонтировал машины. Всех сыновей, отец с малых лет держал рядом с собой в гараже. К двенадцати годам каждый из четырех сыновей должен был самостоятельно перебрать карбюратор, да так, чтобы он работал, и чтобы не осталось лишних запчастей на тряпке, куда отец учил при разборе складывать разобранные механизмы.
