Тимофей
Я смотрю на ее удаляющуюся фигуру, плечи поникшие. Хочется остановить ее, но я стою на месте и не двигаюсь. Злость просто курсирует по венам. Она выглядит как побитый котенок. Маленькая моя.
“Спасибо за все. Но просто отпусти” – сказала она.
Я говорил ей, что все было по-настоящему. Плевать, что все смотрели, лишь она важна. Плевать на всех, пускай видят и слышат, что я говорю.
"Тогда отпусти" сказала она.
Моя девочка уходила. А я понимал, что просрал все. Как можно было так облажаться?
Это были лучшие три недели в моей жизни, и я их потерял. Я нафантазировал нашу жизнь. Блин, я уже имена детям придумывать начал.
“Просто отпусти”– сказала она, смотря мне прямо в душу, грустно улыбаясь.
Я видел слезы в ее глазах. Я должен был это все остановить.
И да, я долбанный самый настоящий козел.
Ее слова пульсировали. Отпустить. Черт.
– Тимофей Львович, – дрожащим голосом говорит Инга.
– Что? – ору я на нее.
Инга конкретно облажалась и знает об этом.
– Я не успела прочитать ваше письмо, – у помощницы в глаза страх, паника.
Не успела она прочитать письмо. Она не успела, и теперь та, с которой я впервые испытал эмоции ушла.
– Инга, – устало сказал я, – Пошло все к черту. Просто к черту. Меня ни для кого НЕТ!
– А как же шоу? – дрожащим голосом спрашивает Инга.
– Удалить весь материал, – прорычал я.
– Но это же колоссальные потери.
– Я сказал удалить.
Я захожу в лифт, вытаскиваю свой ключ-карту, прикладываю, и железный короб везет меня на мой этаж. Двери лифта открываются передо мной просторный номер, занимающий половину этажа.
Еще вчера моя девочка была здесь, со мной, на этом самом чертовом столе.
Прохожу к рабочему столу, достаю бутылку виски, делаю пару глотков прямо из горла и с размаху отправляю бутылку в стену. Черт.
Почему все так? Какого? Долбанное непрочитанное письмо.
“Инга отменяй все, что связано с Воробьевой. Она ни при каких обстоятельствах не должна попасть ни в один кадр. Крутись, как хочешь, меняй сценарий”.
Вслед за бутылкой в стену улетел монитор. Я думал, что раньше жил в аду, но нет, это началось только сейчас.
Выхожу на балкон и смотрю ей вслед, она уходит из моего отеля, садится в такси и уезжает. В груди, словно дыру выжрали, не выжгли, а именно зубами по куску отрывали.
Я не знаю, мне бежать за ней или сделать, так как она меня просит. Отпустить. Да, черт, я не могу ее отпустить. Просто не смогу. Достаю телефон, листаю ее фотографии. Она улыбается. Наши три недели.
