Приём у психолога. 30 октября. 15:30.
– Здравствуйте, Марк. Как вы себя чувствуете? Что привело вас ко мне?
– Как я себя чувствую?… Даже и не знаю, с чего начать. Я почти не ем, не сплю, боюсь закрыть глаза и остаться наедине с собой. Ничего не хочу делать, и эта апатия преследует меня.
– А что бы вы хотели сделать? Или, может, могли бы сделать?
– Я… Я бы мог наконец наладить свою жизнь. Стать счастливым, успешным и, может, даже любимым…
– Почему вы думаете, что вас не любят? Разве вы сами себя не любите?
– Я так не считаю. Я в этом уверен. Понимаете, мне постоянно хреново. Я только и делаю, что съедаю себя изнутри. Мне вечно больно, одиноко. Я даже ни с кем толком не могу поговорить об этом, ведь показывать эмоции – это слабость для мужчины. А я не хочу больше быть слабым. Но этого слабака вижу каждый день в отражении – и ненавижу его. Он виноват во всём. Он мог всё исправить, но только разрушил. Он мог сбежать из той комнаты…
– Комнаты? Расскажите о ней. Что вы помните?
Вся жизнь в отчем доме
Мне стала вечной мукой.
Счастье жизни – лишь в альбоме,
А на деле – вечный дьявол, что бухой.
Матушка-земля, что защищала ото зла,
Сама страдала от этого дерьма.
И брат мой дорогой,
Что стоял за меня горой.
Но судьба-злодейка разделила нас.
Теперь лишь я и смерть с косой.
Но маменька меж нами встала
И двум неравным силам поклонилась,
Мира и любви желала.
Отныне вечный пленник дома своего
И ужаса мучений юных лет моих.
Хоть шансов победить и невелико,
Смогу ещё написать я стих,
Где комната – тюрьма моя
Оковы ослабляла
И, в кои-то веки, от меня отстала.
Средь страшных дней,
Во тьме ночи ужасной
На меня накинулся Кощей
И раскрасил мир в кроваво-красный.
Я плакал и рыдал от страха,
Но, видя женщину прекрасную,
Стоял я до конца и твердил себе:
«Не уступлю!»
Ведь не хочу увидеть и её праха…
Но что же делать? Как мне быть?
Тот монстр с каждым разом всё страшней,
А я задыхаюсь от собственных соплей —
И оттого могу лишь выть.
Увы, дороги назад нет.
Отныне я и он.
И надежда, что наступит свет,
Что уничтожит демонов легион.
С юных лет телегу я тащу.
Зрелый ум – не дар мой божий,
А бремя фрагментов прошлых,
За которые, стало быть, себя виню.
И детства я не ощущал —
Пахал я вечно до темна,
Чтоб больше голода не знал
И жизнь бы стала чуточку светла.
Учиться пробовал прилежно,
