Стенограмма №: 1
Объект №: 98430.50304538477779799988930574927364839785850038723979
Шум. Бесконечный, мешающий шум. Урчащий, кряхтящий, стонущий. Тяжесть собственных век ощущалась хуже, чем когда-либо до и после этого. Если после вообще что-то было. Шум верещал в ушах так, будто родился где-то в моей голове и никогда оттуда больше не съедет. Я ощущал это постоянно, этот нарастающий шум. Кроме меня его никто не слышал. А всё что требовалось, чтобы вернуться в него – закрыть глаза. Я ненавидел и жаждал услышать его вновь и вновь. Думал, что пока слышу шум – остаюсь живым. Сейчас я уже ничего не думаю. Но всё ещё слышу его.
Консультация:
– Вы курите?
– Нет…
– Злоупотребляете алкоголем или веществами? Может в юности?
– Нет… Почему вы спрашиваете? Со мной что-то не так?
И без того суровый, тяжёлый взгляд врача помрачнел сильнее. Хотя, казалось бы, куда ещё.
– Сынок… – по его дыхательной системе прокатился тяжкий вздох. Мне казалось, что я видел весь его путь собственными глазами, хотя вряд ли такое было возможно. – Видишь ли… Боюсь больше месяца ты не проживёшь.
– Что? Почему это? – честно говоря тогда до меня не дошёл смысл сказанного. Думаю, он до сих пор не дошёл. Не думаю, что это успеет всерьёз взволновать меня.
– Твои показатели хуже некуда, если честно месяц – это очень смелый прогноз. Ты же понимаешь какая у нас сейчас тут ситуация, радиационное заражение – это не шутки… Лучевая болезнь, всё такое.
– Какое такое? У меня же есть костюм, я живу в герметичном помещении и соблюдаю технику безопасности.
– Сынок, твой этот костюм… У всех есть. И мы не до конца понимаем, как он работает, разве тебе это не известно?
– Может этот чёртов противогаз меня убивать?
– Может.
– Станет мне лучше без него?
– Нет.
Я начинал злится. Чувствовал, как негодование поднималось изнутри, затапливая и без того трещащую от боли голову. Легко, наверное, рассказывать о чьей-то скорой смерти сидя в своей Складке так далеко от всех этих наших проблем.
– И что, хотите сказать ничто не поможет мне?
– Я сожалею.
– Сожалеете… ну, конечно. – ничего он не сожалел. Ему не было дела до моей жизни или смерти, до меня в целом. Он сообщал людям о том, что они умирают или почти умерли уже вчера, каждый день. Конечно, никакой эмпатии не хватит искренне каждому сопереживать. Особенно когда сам находишься в абсолютной безопасности.
