Кроваво-красна ночь подвалов,
Где тоненьких свечей заря
Огнём бросалась на вассалов,
Гневить изволивших царя.
По клеткам крики, стоны, всхлипы,
«Да как вы смеете?!», «Молю…»,
«Я только правду говорю!»
Но голоса срывают хрипы.
По камню стен устало бродят
Грехи давно минувших дней.
А эхо их печаль разводит,
И, будто дамой, верховодит
Воплем отчаянных речей.
Среди давно привычных звуков
Цепей железных перестуков,
Устал, спокоен, деловит,
Начальник Третьего1 сидит.
Ему б остаться нынче дома.
Которую уж ночь без сна
Он за делами допоздна
Проводит. Ласковая дрёма
Его не трогает очей.
И лишь морщинки от свечей,
Войной начерченные рано,
Тьма дорисовывает рьяно.
Листает этой ночью граф
Премилую, скажу, вещицу –
Роман про гордую девицу,
Сбегавшую из царских лап.
За стойкость духа, смелый нрав
За юношскую самобытность
И лани нежной беззащитность
К ней рвётся царь, не обуздав
Горячие свои порывы.
И хоть слова в листах правдивы,
А всё же рукописи дать
Не мог добро граф на печать.
А перед ним на шатком стуле,
Как солнце в небе ноября,
Как нежно-алая заря,
Сидела автор книжной бури.
И морем томного брока́та2
Топило мрачный кабинет.
И свечи, словно два заката,
Пылали в взгляде юных лет.
Графиня Ледова была
Отчаянно, горячо мила.
И всем ажуром юной стати
Здесь приходилась так некстати.
Она, как светлое пятно
В картине бедствия и бури –
Как знак художественной дури
И луч надежды заодно.
И вся она, от шляпки с бантом
До кружев и оборок с кантом,
Вся беззащитная она
На милость графа отдана.
– Сударыня, хотите чаю? –
С улыбкой предложил он ей,
Дрожь в тонких пальцах примечая.
– Благодарю. Вы всех гостей
В столь возмутительной манере
К себе срываете на ужин?
Граф хохотнул:
– Бывает хуже.
У тех, грехи чьи тяжелей.
Что же, начнём, – листая дело,
Едва заметно граф зевал.
Ах, кто бы знал, какой завал,
И как возиться надоело.
– Графиня Ледова… Родилась…
Всё как у всех – росла, училась…
И вдруг ей вздумалось писать
Романы. Ваша то тетрадь?
– Признаться, я не ожидала, –
С улыбкой девушка сказала,
– Что первое произведение
Увижу в Третьем отделении.
Мне льстит Ваш интерес живой.
Но раз я здесь, то с головой,
Видать, придётся попрощаться?
Или в Сибири поскитаться?
Граф только криво усмехнулся:
– Да полно Вам, не всё так грустно.
Вещица Ваша не дурна,
Но бесполезная она.
Ни государству, ни народу
Она добра не принесёт.
В ней вольнодумия течёт
