В её фамилии слышится и гарь, и горе.
И даже промельк Огарёва – был такой мятущийся поэт с обострённым чувством справедливости.
Как Аня.
В её фамилии – долг, рёв, вар, вера.
Она словно бы изначально приговорена к войне.
Ещё в её фамилии – гора и дол. Помните зачин русской сказки: «…по горам, по долам»? В советской песне это обратилось в строчку «по долинам и по взгорьям».
Так изначально была зашифрована будущая страсть ещё довоенной Ани – путешествовать автостопом. И здесь же, конечно, притаилась её будущая судьба военкора, участницы новой гражданской, может быть, самого известного женского военкора всей донбасской войны.
Она, и это очевидно всем разумным людям, стала этой войны символом – слава Богу, что живым: так случается крайне редко, а здесь случилось.
Счастье.
Анна Долгарева – мой поэт, но она даже больше, чем мой поэт.
Она словно бы моя родственница, скажем, сестра: словно мы воспитывались в одном доме. Под одними иконами и под одними знамёнами. Дети южных окраин Руси-России. Последыши советской страны.
Росли мы вроде бы каждый в своей компании – я в мальчиковой, она в девочкиной (взрослея, компаниями менялись), но, когда выросли, вдруг поняли, что унаследованные нами уроки – общие.
У нас общая понятийная система и один алфавит.
Я никогда не пугаюсь её интервью, как иной раз случается с другими тоже дорогими мне литераторами: вдруг она скажет что-то такое, чему я огорчусь – например, обругает поэта, которого я люблю, или проклянёт вождя, который мне дорог.
Не скажет. Не проклянёт.
Мы же из одной природы, из одного рода.
Я её, как всякую сестру, жалею и, не мешая ей жить, как ей хочется (а хочется ей – с фронта на фронт и по дороге спасать всех котов и кошек) – берегу её, как умею, хотя бы в своём сердце.
Она, конечно, как всякая славная сестра, кажется мне порой беспутной, порой взбалмошной – ну а чего мы хотим? Чтоб она была путёвой и умиротворённой? И писала такие стихи при этом? Такие стихи в умиротворении и на выверенных путях – не пишутся.
Такие пишутся – когда вся жизнь идёт поперёк прямого пути.
