И вот ты смотришь с тоской ей вослед, как она снова двинулась поперёк всех дорог: где автостопом, где на военной машине, со спутанными русыми волосами на ветру, а где через овраг, вся в репейниках уже… но в итоге Аня всякий раз всё равно оказывалась там, где надо.
Там, где саднило у этой, самой ненаглядной нашей русской земли, там, где мяукал котейка-потеряшка, там, где был бой, а потом было солнце.
И солнце это было – Аня, Анечка, Анна, пришедшая надолго.
Знак укоренённости в русском времени, конечно же, тоже в её имени есть. Она – издалека и надолго, она – Долгарева.
Сколько бы её ни корили, чего бы ни вменяли ей в вину (а вменяют на самом деле всегда – талант, и добрую славу ещё, и восхищение читателей, и любовь всех её донбасских однополчан) – у неё настолько очевидное место в русской поэзии, что теперь уже и спорить на эту тему лень.
У неё место, говорю, не на сегодняшней поляне, а в русской поэзии вообще.
Я нарочно не процитировал здесь ни одной её строки.
Вы сами вправе убедиться, что в том языке, где была Ярославна и была другая Анна – есть нерушимый отпечаток и её, долгаревского, голоса.
Захар Прилепин