Наступила весна, и спал иней с травы в лощине.
Снега, укрывавшие горы, таяли ручьями, и их трели звенели нежными песнями предвестников долгожданного тепла. Ветви вишни, хранившие зимнее молчание, окутались дымкой: нежно-розовой, почти прозрачной, словно облака, застигнутые рассветом; это цветы открывали сердца, и всякий лепесток – точно крылышко мотылька, дрожащее от прикосновения света. Лепестки падали дождём, кружились, розовым снегом устилали дороги, крыши, сонные, едва проснувшиеся ото льда пруды; и деревья стояли, будто облачённые в шелка богини, пьянили воздух ароматом – сладким, но мимолётным, как робкая улыбка юной майко, уже готовой вот-вот покинуть наставницу и покорное ученичество. А ночью, при свете бумажных фонарей, вишня становилась иной – столь таинственной, будто духи коснулись её цветков и вдохнули в них потусторонние огоньки.
Ксу остановился, залюбовавшись; замер у края тропинки, прикрыв глаза. Ветер мягко гладил его по щекам, будто стараясь разгладить морщины, что залегли там с всё новыми и новыми печалями, выпавшими на его долю. Он вдыхал излюбленный аромат цветущей вишни, и сердце его сжималось от боли воспоминаний. Перед внутренним взором вставал образ Юки – её хрупкая фигурка в простом конопляном кимоно с коротким рукавом, по ткани какого она сама рисовала удивительные цветы; выбившиеся из прически пряди волос, всегда пахнущие травами, которыми она помогала ему в аптекарском деле; мягкая улыбка и рыбьи хвостики у глаз; ореховые глаза, всегда с озорным блеском. Он помнил, как она удивленно застыла на пороге их скромного домика тем утром, когда посаженные в маленьком саду подле их дома вишни впервые расцвели. Целый год они вместе ухаживали за саженцами, и всякий раз, когда Юки спрашивала, зачем он тратит время на эти деревья вместо полезных лекарственных растений, Ксу лишь загадочно улыбался. А когда наконец наступило то самое утро, она долго стояла, прижав ладони ко рту, и её смех, такой же воздушный и лёгкий, как лепестки над головой, разбудил весь сад.
Лекарь провел пальцами по вишнёвой коре. Древесина уже успела потемнеть за годы, прошедшие с тех пор, но для него эти вишни оставались живым воплощением их любви – таким же нежным и преходящим, как весенний цвет. Теперь он больше не слышал её смеха, но каждый год, когда деревья покрывались цветами, Ксу чувствовал её присутствие особенно остро, как будто она вот-вот выйдет из сада, спросит, не нужна ли ему помощь, а он неизменно покачает головой, но она всё равно устремится всем своим существом, чтобы разделить работы. Словно где-то совсем рядом зазвенел её голос, и лёгкие шаги зашуршали по дорожке между деревьями; закрыв глаза, Ксу улыбнулся. Его пальцы задержались на коре, где юная вишня когда-то оцарапала ненароком ладони Юки. Он прижался щекой к шершавой поверхности – и холод проник в кожу, как тот декабрьский день, когда снег замёл её следы навсегда.
