Читать Письма Добровольца - Самвел Аветисян

Как-то, ты спросила меня, «ну почему же» я стал «Добровольцем»?

Не ответив тогда, отвечу в первом письме.

«К жене и сыну»

С детства стремясь изживать в себе постепенно тягу к вранью, ожидал постоянно что вот-вот совсем скоро и меня все поймут. Выслушивая в свой адрес лишь упрёки от недопонимания, а чаще без «до», мои сомнения не вызревали, а лишь отсекали от памятника надежде всё лишнее, заставляя надежду в возможное понимание становиться лишь более явной, так сказать огранённой в свои лучшие формы. Однако, затем оказалось, что все, кто своим появлением в моей жизни шлифовали этот памятник, его затем просто разрушили, прекратив навязываемое мною общение. Понадобилось потратить много времени и собственных усилий для проведения процедур самоанализа и дальнейшего признания самому себе в том, что это состояние не одиночества, а свободы. Свободы от людей неумеющих поддержать, свободы от голодной волчьей стаи, свободы от людей не позволяющих из взаимодействия черпать что-то новое и быть расслабленным, свободы от людей:

– кто, как мокрые коты,

носом тычут в пустоту,

но боятся высоты

и не верят в простоту

тех, кто лезет из грязи

прямо к звёздной черте…

– кто, как ржавые гвозди,

всё твердят: «Сиди, не рыпайся!»

но когда грянет «Бей!» —

первыми в щели забиваются…

– кто кричит: «Ты не творец,

не пиши, не пей, не дыши!»

но в их рваных карманах

даже мыши дохнут…

Свобода – это не побег.

Это выбор: быть собой

между тех, кто давно труп,

и тех, кто труп душой.

Я пришёл не за медалью,

не за славой, не в броне —

просто здесь, под перепалкой,

я нашёл своих в огне.

Тех, чьи лица – как страницы

из солдатских дневников,

чьи слова горят, как спички,

в этой тьме без берегов.

Я – Доброволец. Не святой.

Не герой. Не судия.

Я – тот, кто в кромешной тьме

вдруг сказал: «Свет – это я».

А теперь представь картину:

Ночь. Блиндаж. Дрожит земля.

Я сижу с тетрадкой в зубах

и пишу: «Привет, земля!»

Пули – точки, взрывы – запятые,

а между строчек – тишина.

Я роняю чернила в стакан,

а они – как кровь, красна.

Кто-то крикнул: «Закрой рот!»

Я в ответ: «Не буду, нет!»

Потому что я – поэт,

а поэты не умрут.

Даже если очень-очень

захотят их убить,

будут строчки, как осколки,

в груди у всех торчать.

Так что, милая, не плачь,

если я не приду.

Просто знай – мои слова

уже везде идут.

Они скачут по проводам,