Однажды ты просыпаешься и обнаруживаешь себя одиннадцатилетней в спальне двухкомнатной квартиры, на седьмом этаже девятиэтажного дома.
За окном всё в плотном тумане. Середина декабря. Мороз. Почему-то нет снега. Обидно. Но потом вспоминаешь, что сегодня воскресенье, никуда не нужно идти – и сразу становится приятнее и радостнее жить. Главное – не вспоминать сразу, что на завтра нужно выучить стих на белорусском, а к четвергу на русском. Почему? Потому что тогда утро начнётся с повторения стихов.
Предусмотрительные девочки учат стихи заранее, особенно на белорусском, а тебя угораздило за одиннадцать твоих лет незаметно превратиться из бесшабашного ребёнка в эту самую предусмотрительную девочку. Всё, утро безнадёжно искалякано выученными стихами.
З усiх саборау ёсць сабор,
Дзе згодзен я малiцца…
Повезло, что мама с терпеливостью мамонта, который не вымер в ледниковый период, объяснила почти каждое слово, собрала их во фразы и бережно донесла смысл стиха. Говорит, что так легче учить и вспоминать слова. Пришлось ей поверить, убедить себя, что выучить это легко, и втолкнуть в свою память странные строчки.
Вообще, есть такой замечательный приём, которым пользуются учителя: говорят «это учится легко» – и оно, действительно, запоминается быстро. Волшебство какое-то!
Мама слушала передачу, в которой какой-то умный дядечка утверждал, что, если детям на уроке внушать, что они умные, всё знают и понимают, то они будут стремиться соответствовать такому о себе представлению. И весьма успешно. Интересная гипотеза.
Мороз и солнце. День чудесный.
Ещё ты дремлешь, друг прелестный.
Пора, красавица, проснись…
Это к четвергу надо выучить, но строчки сами ложатся в голову, даже упрашивать их не нужно. Папа утверждает, что мы с ним учили этот стих Пушкина ещё в третьем классе, когда учительницей было так заведено, что мы рассказывали новые стихи каждую неделю. Так она нашу память тренировала. Родителям моим эта задумка очень понравилась. «Вересковый мёд» Стивенсона, «Февраль» Пастернака, «Дом, который построил Джек» и «Багаж» Маршака – вот лишь двадцатая часть того поэтического удовольствия, которым мама стремилась поделиться со мной. Папа был гуманнее, поэтому с ним мы учили Пушкина и Фета. И то, что покороче. Мама в своём стремлении к поэтическому прекрасному была беспощадна.
