От сырости у Джека ломило кости, а его импровизированная постель из старого тряпья, за почти месяц, превратилась в слякотное лягушачье гнездо. Железное ведро в углу небольшого подвала было переполнено, и едкая, смердящая жижа его испражнений уже переваливала за борта.
К затхлости он уже успел привыкнуть, если к этому вообще можно хоть как-то привыкнуть. Окон в подвале не было, лишь узкий обрезок трубы, вмонтированный в стену, откуда иногда поддувал свежий воздух. Джек устроил свою лежанку именно у этого «отверстия жизни», боясь задохнуться. Источником света служила пыльная лампочка на низком потолке. Если она погаснет, думал Джек, то полное сумасшествие настигнет его, едва он успеет произнести хоть слово.
Времени он не знал, да и день ли, ночь на дворе, – тоже было не ведомо. Кричать и звать на помощь оказалось совсем бессмысленно, и он отказался от этой затеи, когда сорвал голос уже на третий день своего заточения. Их маленькая ферма одиноко возвышалась среди пустующих пастбищ, по колено заросших бурьяном. Ближайшие соседи, Квирелы, находились почти в четырех милях к западу. Но друзьями они не слыли, поэтому в гости не захаживали.
Здоровье уже давно покидало Джека, но он не сразу сумел принять, что болезнь эта зовется старостью. Будь он хоть чуточку моложе, то выбил бы этот дубовый люк в потолке, но силы уже не те. Только тут Джек в полной мере осознал, насколько состарился, и что шестьдесят четыре года, – это уже слишком много.
Он продал весь свой скот, чтобы погасить долги по накладным, а когда объявил жене и сыну, что собирается продать и ферму, то получил чернейшее негодование и даже скандал. Бетти приняла это как данность. Она всегда была покладистой женщиной, но вот сын будто обезумел. Да, у него бывали долгие ремиссии, и лечение таблетками давало результаты, но все же он так и остался шизофреником-дебилом. Дури в Лукасе хватало, и на ферме он незаменимый, неутомимый работник, коих поискать, но если не показать ему откуда и до куда копать, то он будет махать лопатой до Второго пришествия, ну или пока не упрется в океан.
Вообще-то, Лукас был безобидным добряком, но иногда в него будто бес вселялся. Он начинал кричать что-то на незнакомом никому языке, ломать и крушить все вокруг. Поняв, что они будут переезжать, молодой мужчина, уже с проседью на висках, запылал адским пламенем и совершенно обезумел.
