Вместо предисловия
Наверняка вы немного знаете о жирафах и будете приятно удивлены, прочитав мою историю.
Часть I
Научное название жирафа – camelopardis. Древние греки и римляне считали, что жираф – это плод страстной любви леопарда и верблюда.
-… помоги мне.
Я стоял на пороге своей комнаты, одет и даже обут. Без пяти восемь. Я опять опаздывал.
– Помоги, что стоишь?!
Мать отчаянно крикнула, голос ее сорвался вместе с отцом, которого она силилась поднять с пола. Бац! – отозвался его лоб о кафельный пол коридора. Я очнулся, дернувшись как от испуга, и поспешил на помощь.
Пока я затаскивал большое, грузное тело отца в зал, я думал о любви леопарда и верблюда. Кто из моих родителей леопард? – Наверное, мать. В шкафу на балконе пылится ее старый пятнистый полушубок, который она сбросила туда, как свою старую шкуру, родив меня и располнев на два десятка килограммов.
А отец – верблюд? Он же дня не может, чтобы не выпить. Было бы здорово, чтобы он мог не пить хотя бы месяц.
– Что ты возишься с ним? – услышал я заплаканным голосом и бросил отца на ковре. Тот зарычал, совсем как раненый хищник, и даже попытался схватить меня за ногу.
Я опоздал на 20 минут. Об этом кричал дневник очередной красной записью в графе пятницы.
Я бросил скучающий взгляд в окно, поймал свое отражение на грязном стекле, отвернулся. Если я – плод страстной любви, то теперь понятно, почему у меня нет ни братьев, ни сестер. Еще один беглый взгляд: отражение ответило большими выпученными глазами, длинное лицо с острыми скулами уперлось подбородком в ладонь, толстая полоска губ неуверенно дрогнула.
Меня зовут Жираф. Зовут исключительно в школе, но так часто, что, порой, мне кажется, что это мое истинное имя. Они ссылаются не на научные факты, а на внешние данные. Глядя на меня, первое, что можно отметить, это рост. К 9му классу мне удалось вымахать до 190 см и обогнать по росту всех учителей. Я вырос из всей одежды так резко, что замена моего гардероба стала огромной проблемой в семье. И я донашиваю свой старый школьный костюм и рубашки под грузом стыда и желания приземлиться, сутулясь и пряча голову в плечи.
В начале года меня пересадили на последнюю парту к окну к Светке Царевой, маленькой, миниатюрной девчонке, которая сразу же обозначила свою территорию, разделив парту напополам жирной линией. На моей половине кто-то старательно вывел мое прозвище синей ручкой и пририсовал жирафьи рожки. Светка часто била мне в локоть, если я посягал на ее половину, потом краснела и криво улыбалась, безмолвно извиняясь глазами. Она вообще была для меня загадкой: учились мы с ней с первого класса, но заметил я ее только в девятом, когда мы оказались бок о бок в неравной борьбе с гранитом науки.
