На рассвете фейл разбудила его тихим стуком в окно.
Якоб открыл глаза. Под тентом царили голубоватые сумерки. С восходом солнца светуны пригасли и дремали теперь на своих жердочках по углам. Чуть шуршал на ветру светоотражающий материал стен, и сквозь шорох слышны были негромкие разговоры снаружи. Приглушенно лязгал металл, с тихими щелчками срабатывали карабины и застежки, скрипели ремни. Взвод уже проснулся и подгонял амуницию и снаряжение в ожидании завтрака.
Ждали его. А он только проснулся, а потому был голоден и пуст. Это легко поправимо, напомнила о себе фейл, снова царапнув когтем в мембрану оконца. Якоб вздохнул, поднялся с листа пластопена и отправился открывать.
Она стояла на заднем дворе, занимая своим сложно изломанным телом единственный клочок земли, свободный от завалов ржавого металла и упаковочного пластика. Фейл органично вписывалась в царящую тут атмосферу хаоса и запустения. Разросшиеся повсеместно красноватые стебли небесного живоцвета, усыпанные пульсирующими, словно алчные рты, воронками цветов, прекрасно гармонировали с окраской ее брони.
Фейл была прежняя, еще не обновленная. Именно та, что в последние полгода появлялась у входа в его жилище каждое утро. Серо-розовая, грациозная, десятиногая, с сетчатыми лопастями антенн на голове. Многогранники глаз отражали в своей радужной глубине серость неба, серость асфальта и серость самого Якоба.
Он кивнул. Фейл чуть склонила голову в ответ.
Серотто, тела которых странным образом сочетали в себе стремительность обводов с неторопливой грацией жестов, неизменно вызывали у Якоба ассоциацию с хищниками из семейства кошачьих. Та же обманчивая плавность движений, та же смертоносность, скрытая до поры под флером внешней привлекательности, то же сдержанное презрение ко всем, кто слабее – а значит, и ниже.
За годы Доминанты Якобу не раз случалось видеть, какими жестокими могут быть новые хозяева Земли.
Он видел, как быстр суд серотто. Помнил, как скоры они на расправу. Знал, как они безжалостны в принятии решений.
Серотто никогда и ни о чем не жалели.
Вместе с рассветом подкралась ломка. Ныли мышцы, все внутри превратилось в мелко дрожащий студень. А еще очень – приветом из прошлой жизни – хотелось курить.
Привычный ад пробуждения.
Он показал руками: «привет». Запрокинул голову, подставляя незащищенное горло. Фейл поцеловала его в шею и, уколов хелицерами, впрыснула дозу.
