Бывший учитель трудов и ОБЖ, Иван Григорьевич Голубев, катится в кресло-каталке по отделению реанимации районной больницы. В руках у него страховой полис, СНИЛС, ИНН и все, что притом полагается; через плечо висит кожаный чемоданчик, где спрятан черненый образок и завернут рисунок внука, подаренный на его день рождения. На рисунке цветными мелками изображена вся семья, а за нею голубое здание – "дедушкина работа". В кармане у Ивана Григорьевича разрывается черно-белый кнопочный телефон – звонит жена Людмила Леонидовна, подписанная как "Любимая жена". Сам Иван Григорьевич сейчас не может взять трубку, по той причине, что сознание его в продолжение вот уже получаса как находится в весьма нестабильном состоянии, чередуя попеременно то приходы в себя, то отходы соответственно обратно. Все началось с того, что еще этим утром ему стало сильно плохо, когда после жаренного теленка с чесноком и специями он съел несколько оладий со сгущенкой и запил ржаным самогоном, оставшимся со вчерашних его именин. Тогда – утром – приехавшая на квартиру фельдшер – смугленькая дама с родинкой на спине – увезла его с подозрением на желудочную язву в упомянутую выше больницу. Какое-то время спустя – уже в самой больнице – самочувствие Ивана Григорьевича резко пошло на ухудшение, отчего после экстренных анализов и звонков родным его скорейшим образом направили в реанимацию.
Теперь же, возвращаясь к тому моменту, где мы его оставили, один из санитаров – Мустафа – подкатывает коляску с Иван Григорьевичем к белым, густо покрашенным ацетоновой краской дверям, над которыми не прошло еще и 2-х минут, как погасла мутноватая коралловая лампочка "no exit". Мустафа, закатив Ивана Григорьевича внутрь, укладывает его на железную койку с решетчатым изножьем, а сам идет на крылечко запасного хода – курить. Учитель тем временем приходит в себя, начиная изумленно оглядываться по сторонам реанимации. Вокруг пахнет этиловым спиртом и остренькой хлоркой от вымытых ночью полов. Над головой у него неприятно горит желтая одноглазая лампа, отражаясь в трех или четырех мониторах, уступая справа место подносу с мерными дутыми флаконами, эмалевыми тарелками и железными шприцами, присваивающими на время внимание педагога. Вслед за ними в операционной он видит женщину в беленьком чепчике и халате с голубою повязкой на рту – на вид так лет 35-ти, – которая очень холодно и торопливо закапывает что-то из резиновых пипеток в белые тарелки и засим размешивает, принимаясь опять закапывать и по новой размешивать. Наконец, глянув куда-то на стену, она, не переводя взгляда на Ивана Григорьевича, подходит к нему с такими словами:
