Предисловие автора
Узри, читатель, тринадцать бусин, сплетённых в ожерелье, что обвивает шею времени. Каждая – осколок сна, каждая – зеркало, в котором отражается древнее зло, чьё дыхание струится сквозь века. Эти истории, подобно теням, танцующим в пламени свечи, не следуют порядку бытия, но переплетаются, как корни мёртвого древа, что питаются кровью забытых. Галерея, где холсты дышат; зеркала, забирающие души; и куклы, чьи глаза видят больше, чем должно, – всё это лишь знаки, ведущие к сердцу тайны, что старше звёзд.
Не ищи в них утешения. Не жди света. Ибо каждая бусина – это шаг в бездну, где правда и безумие сливаются в единый хор. Ты можешь пройти этот путь, но помни: тьма, что ждёт в конце, уже знает твоё имя.
Вступи же в галерею потерянных снов. И пусть твои шаги будут лёгкими, ибо под тобою – не камень, но прах тех, кто шёл до тебя.
Галерея потерянных снов
Дитя моё, о призрак бледный,
Зачем в глазах тот дикий свет?
Твой смех – как гром в ночи бесследный,
Твой взгляд – мой ад, мой смертный грех.
Любовь ли это или кара,
Что жжёт мне душу, как чума?
Я слышу в шепоте кошмарном:
«Мы вместе… будем… никогда»
Глава I. Пробуждение в саване теней
В час, когда тусклый свет ещё не дерзал разорвать тяжёлую ткань ночи, Эванджелина – увы, столь хрупкая странница в запутанных чертогах бытия – пробудилась в своём ложе, окружённая невидимым, но осязаемым мраком, густым и вязким, словно саван, сотканный для гробницы забытых царей. Сквозь неплотно сомкнутые портьеры – будто через трещины в самом мироздании – сочился робкий, призрачный луч, дрожащий, как предсмертный вздох, на багровом бархате её покрывала.
Эванджелина шевельнулась, и её бренное тело, подчиняясь неведомому зову, восстало из плена сна, подобно духу, вызванному из бездонных глубин. Бледная, как мраморное изваяние на заброшенном погосте, она протянула руку к столику из почерневшего дуба, где в хаотичном беспорядке, оставленном в порыве забвения, покоились тонкие восковые свечи и серебряная кадильница, источавшая удушливые ароматы Востока – запахи, что будили в памяти отголоски клятв, давно проклятых, и земель, стёртых с лика времени.
Она зажгла свечу. Пламя, вспыхнув на краткий миг, затрепетало в безбрежной тьме, отражаясь в её зрачках мрачным огоньком, и лицо её, на мгновение вырванное из теней, обрело черты существа, познавшего ужас смерти и бездонную тоску за её пределами. Свет дрожал, как душа, балансирующая на грани небытия, и в его неверном сиянии комната казалась склепом, где каждый предмет хранил свою тайну.