Тихо заплакала Софья Викентьевна, вспомнила своего сына, ушедшего вольноопределяющимся на германскую войну. Сгинул Митя, последняя весточка была декабрём 17-го года.
– Сашенька, – позвала Софья Викентьевна дочку, – почитай мне, пожалуйста, Митины письма…
Александра вздохнула, поправила матери подушку и достала из шкатулки письма, протёртые на сгибах, с выцветшими чернилами.
«Здравствуйте, дорогие папа, мама, Саша и няня! – начала читать письмо Александра. – Я, слава Богу, жив и здоров. Всё ещё стоим на отдыхе, на позицию пойдём не воевать, а заключать перемирие. Совет народных комиссаров разрешил солдатам вести переговоры с немцами, а если власть большевиков рухнет, то рухнет и мир. Немцы или наши, а наступать кто-нибудь да будет. Что было у вас во время последнего переворота? Из газет ничего не понятно.
В роте у нас теперь вместо 290 солдат, как когда-то было, осталось всего 50, и попробуй защищать четырёхвёрстную позицию, при этом почти совершенно нет окопов, только одна проволока, и резервы стоят вёрст за 15. Терпения у солдат немного осталось, скоро лопнет оно, плюнут на всё и пойдут кто куда.
Ездили на собрание в Военно-Революционный комитет. Пришла телефонограмма, что немцы не соглашаются на условия мира. Говорят, будто Ленин и Троцкий уже приехали в Брест-Литовск. Что-то будет? Чем-то кончится? Утром слышна была стрельба из пулемёта, а когда наши вышли на братание, немцы сказали, что обучали молодых. «С вами-то у нас скоро будет мир, а с вашими союзниками нам придётся ещё воевать».
Прощайте.
Канун Рождества. Крепко целую вас всех. Ваш Дмитрий.
24 декабря 1917 года.
Действующая Армия, 513 Холмогорский полк, 6 рота, …взвод».
– Действующая Армия, Холмогорский полк… – повторила вслед за Александрой мать. – Куда же он делся, этот полк? Раскидало всех по свету… Раскидало – разнесло, как перекати-поле… Сашенька, ты слышишь меня? Возвращайся домой!
Она ещё глубже ушла в подушки, руки, лежавшие поверх одеяла, начали беспокойно двигаться. Прошептала: «Я слышу, Степан! Где-то поют… «На сопках Маньчжурии»… «Забыть до сих пор мы не можем войны, и льются горючие слёзы»…
Александра поднесла к её губам чашку и не удержала, расплескала воду. Села на пол у кровати и заплакала: мать лежала вытянувшись во весь свой небольшой рост, спокойная и умиротворённая.