Степан, худощавый, жилистый мужчина среднего роста с копной кудрявых, непослушных тёмно-каштановых волос, задумчиво бродил по парку, утопающему в красоте весеннего рассвета природы. Его старая выцветшая кожаная куртка колыхалась на ветру, словно вторя его тревожным мыслям. В руках он мял смятую пачку сигарет, время от времени доставая из неё сигарету, словно вытягивая глоток надежды из пустоты. Над головой, сквозь переплетение ветвей, пробивалось бледное солнце, отбрасывая причудливые тени на оживающей траве. Город жил своей обычной жизнью, но напряжение висело в воздухе, как предчувствие грозы.
И тут, как гром среди ясного неба, раздался пронзительный вой воздушной тревоги. Он пронзил тишину парка, заставив птиц в панике взлететь. Степан вздрогнул и стремительно направился к ближайшему бомбоубежищу, расположенному под заброшенным зданием бывшего кинотеатра. Двери были массивными, обитыми сталью, а внутри пахло сыростью и затхлостью.
Внутри убежища царила своя, особая атмосфера. Тусклый свет свисающей лампочки едва освещал тесное помещение, в котором группа пожилых людей, словно переживших не одну войну, была поглощена игрой в «бункер» – разновидность карточной игры, в которой нужно моделировать сценарии выживания. Их лица были изрезаны морщинами, а глаза выражали смесь страха и фатализма. Заметив вошедшего Степана, они отложили карты и с любопытством уставились на него.
«Ну что там, касатик? Что слышно на воле?» – спросил старик с густыми седыми усами, одетый в поношенный ватник. Его голос звучал хрипло, но в нём чувствовалась твёрдость.
Степан глубоко вздохнул, пытаясь собраться с мыслями. «Не к добру все это, деды. Дела хуже некуда…» – он присел на край обшарпанной скамьи. «Восстание… Четвертый рейх… Они восстали из пепла, объединили силы, заключили союзы с половиной Европы и теперь прут на нас, как танк на муравья».
