На левом берегу одного из многочисленных изгибов могучего Енисея, неторопливо несущего свои холодные воды в Северный Ледовитый океан, расположился небольшой сибирский город, названный по имени великой реки – Енисейск.
В этом городе, недалеко от Успенской церкви, построенной в конце XVIII – начале XIX века, в стареньком деревянном доме, стены которого почернели от времени и северного климата, жила самая обыкновенная русская семья из четырех человек – мать, отец и двое детей. Старшему сыну Ванечке было пять лет, а его младшей сестре Полине недавно исполнился всего один годик.
На дворе стоял суровый февраль. Злые вьюги, завалившие город толщами снега, и сильнейшие морозы далеко за тридцать градусов держались в городе уже больше трех недель, но, наконец, отступили, оставив после себя снежные сугробы выше пояса и бездонно чистое сибирское небо.
Яркие солнечные лучи настырно пробирались сквозь резные ставни и тюлевые шторы внутрь дома Белоярцевых, наполняя его теплым, домашним уютом. Аппетитно пахло свежими блинами, которые, проворно переворачивая на сковородке и заправляя густым гречишным медом, пекла хозяйка дома – Белоярцева Анастасия Васильевна.
Анастасия была красивой молодой женщиной тридцати пять лет от роду, с милым выражением лица, пышной грудью, хорошей осанкой и доброй душой. В этот субботний день она пребывала в хорошем настроении. Во-первых, потому, что наконец-то спал трескучий мороз, не позволявший детям выходить на прогулку, и на небе появилось долгожданное солнце, что само по себе уже поднимало настроение, а во-вторых, сегодня возвращался из командировки ее муж и глава семейства – Белоярцев Николай Емельянович, которого она не видела уже две недели.
Николай Белоярцев был потомственным, русским ремесленником, всю жизнь занимавшимся резьбой по дереву. С самого детства он перенял эту профессию от отца, а тот в свою очередь унаследовал ее от своего родителя.
Деда Николая расстреляли большевики в 1937 году, здесь же, в Енисейске, как врага народа, когда ему еще не исполнилось и тридцати. Маленький Коля никогда не видел своего деда, но зато много слышал о нем от отца, видел на старых фотографиях из семейного альбома, чувствовал его незримое присутствие в тех вещах, которые остались после него. Особенно трогательно было смотреть на пожелтевшую от времени старую фотографию, где его дед Михаил Евграфович, одетый в потрепанную рубаху с засученными по локоть рукавами и широкие кавалеристские штаны, выпиливал прямо на улице, возле своего дома, комод из сибирской сосны. Этот резной комод ручной работы находился в отличном состоянии и стоял в сенях дома Белоярцевых, безмолвно напоминая всем членам семьи о преемственности поколений и незримой связи времен.
