Истинно великие люди, мне кажется,
должны ощущать на свете великую грусть.
Ф.М. Достоевский. Преступление и наказание.
Уже во второй половине марта весна обрушила на обледенелую землю целую серию обильных и холодных дождей. Низкие свинцовые тучи на несколько недель полностью закрыли небо. Они висели так низко, что длинные пики деревьев едва не упирались своим острием в туманное полотно унылого небосвода. Ранние весенние дожди заливали города, поселки и деревни, смывая с холста России красивые краски уходящей зимы. Все вокруг становилось унылым и безотрадным.
Серое месиво из талого снега и раскисшей весенней грязи толстым слоем лежало на тротуарах Петербурга. Запачканные сосульки то и дело срывались с массивных перил Аничкова моста и падали на льдины, медленно плывущие по Фонтанке. Стаи городских ворон в поисках пропитания без устали перелетали с одной льдины на другую, старательно выковыривая съедобные остатки пищи, вмерзшие в лед, а на широких подоконниках соседних домов стайками гнездились и нервно чирикали продрогшие воробьи.
Неуклюже прячась под зонтами и перепрыгивая внезапно образовавшиеся лужи, спешили по своим делам безликие прохожие, а густой утренний туман продолжал плотно окутывать городские улицы, предательски скрывая от взоров иностранцев острый шпиль Петропавловской крепости.
По Невскому проспекту, искря на стыках проводов своими длинными усами, лениво двигались привычным маршрутом городские троллейбусы, из окон которых выглядывали недовольные лица петербуржцев, едущих на работу, а также любопытные физиономии многочисленных гостей Северной столицы, спешащих увидеть и оценить за короткое время всю красоту и величественную грусть творения Петра.
Так выглядел Петербург этой ранней весной.
А в середине этой унылой картины, на самом краю Аничкова моста, со стороны знаменитого особняка Белосельских-Белозерских, прислонившись плечом к гранитному подножию вздыбленного коня, стоял одинокий человек и грустно смотрел на проплывающие мимо седые льдины.
Человек этот был одет в черное кашемировое пальто длиною немногим выше колен, теплые замшевые перчатки, темные джинсы, черную вязаную шапку с небольшим козырьком спереди и длинный коричневый шарф, несколько раз обмотанный вокруг шеи. Высокий воротник его пальто был приподнят, а из расстегнутого сверху отворота эстетично выпирал треугольник небрежно завязанного шарфа. Его взгляд тяжелым камнем спадал вниз, а правильные черты лица выражали лишь угрюмую задумчивость и сентиментальность.
