Когда-то верил – и ждал чудес,
Когда-то был светлее небес,
Но годы – горькие, как полынь —
Сломали душу, оставив пыль.
Мечтал писать – а остались строки,
Как рубцы от жизни, на коже тонкой.
И сердце – в маске, и взгляд – пустой,
Но всё ещё…
Я жив.
Живой.
Я падал в тени, я кричал в тишине,
Я верил тем, кто не верил мне.
Смотрел в глаза, полные лжи,
И шёл один, не прося «поддержи».
Я научился молчать и плыть по теченью
В водах, где боль не умеет жить.
И пусть внутри – обломки и мрак,
Я – есть.
Я дышу.
Я не сделаю шаг назад.
Может, и ты, читатель, сейчас
Ведёшь с собой этот же бой
Без посторонних глаз.
Знай – ты не сломлен, ты не один.
Ты тоже жив.
Ты тоже живи.
Я не герой.
Не спасал людей, не побеждал кого-то, не вершил великих дел.
Я просто жил – как мог, как позволяли силы, обстоятельства и время.
Меня не хвалили за успехи. Меня критиковали за ошибки, порой те, которых я даже не совершал. Я рос в тени, учился молчать, быть удобным, незаметным. Я стал собой – тем, кто пишет эти строки – не из вдохновения, а из усталости. Из желания, чтобы хоть кто-то услышал.
Эта книга – не исповедь, не попытка вызвать сочувствие, не жалоба. Это – дорожный знак на пустой трассе, который кто-то когда-то поставил, чтобы другой, идущий вслед, не свернул в пропасть.
Мне двадцать пять. Я устал.
Но я пока ещё живой.
Если ты читаешь это и узнаешь себя – ты тоже всё ещё живой.
И, может быть, это единственное, что нам сейчас нужно – напоминание, что несмотря на всё, несмотря на сломанные части внутри, мы продолжаем дышать.
Иногда боль притупляется, иногда – обостряется. Иногда я боюсь собственных мыслей. А иногда просто смотрю в окно и думаю, как хорошо было бы быть деревом. Без мыслей. Без боли. Просто стоять и слушать ветер. Где-нибудь там, на далёком берегу реки или озера.
Я не знаю, что ждёт меня дальше.
Но пока я ещё могу писать – я буду.
Не для славы. Не для признания. А чтобы не забыть, что я был. И есть.
Глава 1. До того, как всё стало тяжёлым
Я помню – траву выше колен,
И небо над домом простое.
Там ветер шептал обо мне,
Когда я молчал под звездою.
Я помню – отцовский хмельной
И мамины стиснуты руки.
И я – между детской виной
И страхом случайной разлуки.
Я помню – как тихо внутри
Становится, если не дышишь.
Ты слушаешь, как из зари
Рождается день, где ты – лишний.
Но даже в те годы – один,
