Знаешь, у страха есть свой вкус. Нет, я не про тот легкий мандраж, когда ты в детстве лезешь за грушами в сад к злому соседу. Я про настоящий, первобытный ужас. Тот, что когтями впивается тебе в кишки и ледяной водой ползет по венам. Его вкус – это вкус меди. Вкус собственной крови, когда от напряжения лопаются сосуды в носу.
Именно этот вкус я ощущал в то утро на пляже Комода.
Мы стояли там, восемьдесят самураев клана Со, и ждали. Восемьдесят против… да хрен его знает, скольких. С горизонтом сливалась армада. Сотни кораблей, похожих на злых водяных жуков, ползли по морю. Они везли на нашу землю орду Хубилай-хана.
Наш господин, даймё Со Сукэкуни, сидел на походном стуле, спокойный, как скала. Он обмахивался веером и смотрел на приближающийся флот так, будто это просто купеческие лодки привезли новый шелк. А я, Кэндзи, его лучший мечник, стоял рядом и чувствовал, как под доспехами по спине течет холодный пот.
– Красиво, не правда ли, Кэндзи? – сказал господин, не поворачивая головы. – Никогда не думал, что увижу конец света. Он оказался весьма живописен.
Я что-то промычал в ответ. В горле пересохло так, будто я наелся песка. Все мои товарищи пытались храбриться. Кто-то проверял тетиву на луке, кто-то молча медитировал, кто-то травил дурацкие шутки. Но я видел их глаза. В них, как и в моих, плескался тот самый первобытный ужас. Мы были воинами, да. Нас учили умирать с честью. Но никто не учил нас, как встречать цунами из плоти и стали.
Когда их корабли подошли к берегу и с них посыпались тысячи – тысячи! – монголов, корейцев, китайцев, время будто замедлилось. Я видел, как их командиры в тяжелых доспехах орут приказы на гортанном языке. Видел, как блестят на солнце наконечники их копий. Слышал их боевые рога – густой, тошнотворный звук, от которого хотелось заткнуть уши и бежать без оглядки.
– За Бусидо! За Цусиму! – крикнул наш господин, выхватывая меч.
И мы бросились вперед. Восемьдесят капель против океана.
Первые минуты были кровавым туманом. Я рубил, колол, уворачивался. Моя катана пела свою смертельную сонату. Я был машиной. Движения, отточенные годами, работали сами по себе. Рядом со мной падали мои друзья, пронзенные стрелами, разрубленные кривыми саблями. Я не чувствовал ничего. Только адреналин и лязг стали.
А потом я увидел их. Монгольских гвардейцев. Огромные, в тяжелой латной броне, с гигантскими глефами. Они шли сквозь наши ряды, как нож сквозь масло. Один из них отшвырнул Таро, моего друга детства, и просто наступил ему на голову, раздавив шлем, как ореховую скорлупу.
