И в этот момент что-то во мне сломалось.
Машина остановилась. Адреналин схлынул, оставив после себя только липкий, парализующий страх. Я вдруг осознал, что умру. Прямо здесь, на этом мокром песке. Меня проткнут копьем, растопчут, и мое тело будут клевать чайки. И вся моя честь, все мое мастерство, все годы тренировок – все это просто исчезнет. Превратится в ничто.
Я увидел, как один из этих гигантов движется прямо на нашего господина. Даймё Сукэкуни дрался, как лев, но он был уже ранен, и силы его были на исходе. Мой долг был – броситься ему на помощь. Умереть, защищая его. Так велит кодекс.
Но мои ноги… они сделали другое. Они развернулись и понесли меня прочь от битвы. Я бежал. Я, Кэндзи, гордость клана Со, бежал, расталкивая своих же раненых товарищей. Я слышал за спиной крик господина. Он не звал на помощь. Он просто выкрикнул мое имя. И в этом крике было столько презрения и разочарования, что он ранил меня сильнее любого меча.
Я бежал, не разбирая дороги. Сквозь лес, через болота, пока легкие не начали гореть огнем. Я не останавливался, пока не рухнул без сил в какой-то овраг, где и пролежал в забытьи до самой ночи, слушая, как вдали затихают крики и начинается пиршество победителей.
Так я стал ронином. Хуже – я стал трусом. Мой господин мертв. Мои товарищи мертвы. А я жив. И эта жизнь – мое проклятие.
Неделю я скитался по лесам, как дикий зверь, питаясь кореньями и собственным стыдом. Мой меч, некогда моя гордость, теперь просто висел на поясе мертвым грузом. Я не заслуживал его носить.
Голод – лучший мотиватор, даже для сломленного человека. Он привел меня к небольшой деревушке, точнее, к тому, что от нее осталось. Черные остовы домов, смрад смерти и тишина. Монголы прошли и здесь.
Я рыскал в поисках еды, когда услышал крик. Не боевой клич, а тонкий, девичий визг, полный ужаса. Он доносился из-за уцелевшего сарая.
Что-то внутри меня – может, остатки того, кем я был раньше, – заставило меня пойти на звук. Я заглянул за угол.
Здоровенный монгольский солдат, отбившийся от своего отряда, тащил за волосы маленькую девочку. Она упиралась, царапалась, но ее сил не хватало. Солдат что-то гортанно хохотал, предвкушая легкую забаву.
Я замер. Тот же самый холод парализовал мои ноги. «Беги, – шептал голос в голове. – Это не твое дело. Он один, но он силен. А ты – трус. Ты снова убежишь».