Имя автора манускрипта доподлинно неизвестно. Бактрия, I век до н. э.
Я предпочел бы умолчать эту историю, позволить ей увязнуть в песках забвения. Но вот уже на протяжении многих лет обет молчания терзает меня изнутри, от чего я теряю сон и рассудок. Вопреки высшим порывам здравомыслия я оставляю частичку своей души на этом куске пергамента.
Люди другой эпохи вскроют моё послание, и моя колесница вновь пронесется по созвездиям бытия. Ведь мысли и идеи способны плыть по течению хроноса бесконечно. Мысли, как эфир, пронизывают сознание людей сквозь время. Подвиги героев живы, пока жива память о них. Труды выдающихся мудрецов прорастают, подобно семенам, в умах множества людей. Эта память поддерживается философской традицией – формой сохранения и передачи опыта из поколения в поколение. И, конечно, это делает возможным диалог между людьми разных исторических периодов.
Я же не стремлюсь увековечить себя. Признание и слава для меня слишком эфемерны. К моему сожалению, я не способен полностью вырвать себя из описания тайны, что так бережно хранила моя память, долгие годы укрывая ее от мира. Чтобы не терять нить истории, я начну с себя, но предпочту остаться безымянным.
Мне посчастливилось появиться на свет в величайшем из городов своей эпохи. Город располагался на пересечении морских и речных путей, вблизи живописных и плодородных долин и оазисов. Городские улицы украшали изящные сады, колонны и арки, мраморные изваяния. Над архитектурой города трудились лучшие мастера и скульпторы. В гавань прибывали корабли со всего света. Город располагал известным на весь эллинский мир мусейоном и библиотекой. Странник мог найти там всё, что пожелает.
И в отношении моего происхождения судьба оказалась ко мне благосклонной. Я принадлежал к аристократическому роду. Мой дед, а затем и мой отец были на хорошем счету у правящей династии. Мы были богаты и влиятельны. Тогда я думал, что мне обещано большое будущее. Я рос в атмосфере сформировавшихся в моём окружении идеалов – а именно в культе власти и роскоши. Но даже это ещё не было обеспечено одним лишь правом моего рождения – я нуждался в образовании.
Мой отец определил меня в гимнасий. Поначалу я не слишком увлекался наукой. Какой был смысл заниматься столь скучными делами, осмыслять все эти сложные категории, когда ко мне и так были приставлены именитые софисты? Признаюсь, мне нравилось изучать письмо и упражняться в борьбе. В первом я видел хоть какую-то пользу, а второе даровало мне ощущение силы и превосходства.
