Алчное пламя пожирало последние остатки храма, вылизывая камни ядовито-черным языком, оставляя после себя лишь пепельные узоры, похожие на письмена давно забытого языка. Каменные колонны, некогда украшенные фресками, теперь напоминали обугленные кости мифического исполина, вмурованные в землю. Лики богов войны и милосердия, высеченные в мраморе, плавились в огне, стекая на пол золотисто-багровыми ручьями. Их рты искривились в немой агонии, а глаза, прежде полные небесного света, теперь выглядели пустыми впадинами. Боги рыдали, но их плач растворялся в треске пожирающего огня. Воздух содрогался от жара, а искры взлетали к почерневшим сводам храма, рассыпаясь дождем из белого пепла.
Арран прислонился спиной к алтарю, чувствуя, как раскаленный камень прожигает доспехи. Каждый вдох обжигал легкие, словно он проглатывал раскаленные иглы. Его клинок, выкованный из звезды, много веков назад упавшей на землю, украшенный рунами, беспомощно лежал на каменном полу и слабо мерцал. Символы, которыми он сам когда-то с гордостью украшал гарду и лезвие, теперь казались шрамами на уставшем металле. Доспехи, прошедшие сквозь сотни битв, были изуродованы следами когтей, зубов и магии. От левой наплечной пластины осталась лишь половина – остальное вырвал демон, которого Арран все же сумел перерубить своим пылающим клинком.
Десятки или сотни теней выползали отовсюду и бросались на него. Арран рубил их своим мечем, горящим белым пламенем, развеивал в пыль потоками ветра, сжигал огнем. Они бросались на него снова и снова, оставляя на теле множество ран. Но Арран рубил их, жег, превращая в ничто.
Тогда у него еще была надежда. Теперь же все вокруг пахло серой и пеплом – ароматом конца, который он вдыхал много сотен лет, но так и не смог привыкнуть.
– Ты думал, что сможешь победить?
Этот голос прорезал рев огня, как лезвие рассекает плоть. Не громкий. Не яростный. Спокойный, словно голос приятеля во время дружеской беседы в таверне за кружкой хмельного зелья. Арран поднял голову, и сквозь дымовую завесу увидел его.
Фигура в плаще, сотканного из вороньих перьев, каждое из которых отливало синевой, словно крылья ночи. Его лицо скрывала маска, сплетенная из костей и теней. Это была не иллюзия, а нечто живое. Кости изгибались, образуя пустые глазницы, а тени в них колыхались, как черные языки пламени.
