Холодный рассвет пробивался сквозь щели в срубе, выхватывая из полумрака пыльные дорожные сундуки и суровое лицо Гостомысла. Воздух в горнице ладожского купеческого дома был густ от запаха воска, кожи и немой тревоги. Лука, стоя у окна, сжимал в кулаке холодный металл – старый, истертый оберег в виде солнца с лучами-зигзагами, единственное, что осталось у него от настоящего отца. Шестнадцать лет. Шестнадцать лет жизни под чужой личиной, сына удачливого, но не самого знатного купца. Сегодня личина должна была стать броней.
– Лука! – Голос Гостомысла прозвучал резко, заставив юношу вздрогнуть. Приемный отец подошел, тяжело ступая по половицам. Его широкая рука легла на плечо Луки, и в ней чувствовалась не привычная грубоватая сила, а странная, почти дрожащая тяжесть. – Пора. Лошади ждут.
Лука обернулся. В глазах Гостомысла читалось то, что никогда не произносилось вслух: страх, гордость, безмерная жалость и леденящая душу осторожность.
– Помни все, сын? – спросил купец, понизив голос до шепота, хотя в доме кроме них никого не было. Верные слуги были отосланы под благовидным предлогом.
– Помню, отец, – отозвался Лука, и слово "отец" далось ему с привычной горечью. Гостомысл был добр, строг и справедлив, но он не был им. Не был князем Мирославом, чей образ, смутный и героический, жил в сердце Луки, как навязанная чужая сказка. Сказка с кровавым концом. – Я – Лука, сын Гостомысла, купца из Ладоги. Мать – Арина, из рода вольных древоделов, умерла при родах. Иду в Академию Вещего Шума по торговой ссуде гильдии, дабы познать магию оберегов для охраны караванов.
– Да, – кивнул Гостомысл. Его пальцы впились в ткань лукиной рубахи. – И больше ничего. Ни имени, ни крови, ни прошлого. Забудь, Лука. Забудь навеки, если хочешь жить. Там, куда ты идешь… – он махнул рукой в сторону окна, за которым виднелся туман, поднимающийся с Волхова, – … глаза и уши есть у всех. Дети бояр, княжеские отпрыски, иноземцы… И среди них – те, чьи отцы вонзили нож в спину твоему… – Он запнулся, сглотнув ком. – В спину князя Мирослава. Один неверный шаг, одно неосторожное слово…
– Я не забуду, – тихо, но с такой сталью в голосе, что Гостомысл отшатнулся, проговорил Лука. Он поднял оберег, и холодный металл на мгновение будто согрелся в его ладони. – Я не забуду никого. Но я буду Лукой, сыном купца. Пока не придет время.
