Глава 1
Следы краски на холоде смерти.
Арлетта Ван дер Вельде стояла перед мольбертом, кисть замерла в воздухе. На холсте бушевала буря из ультрамарина и охры – отражение сумятицы в её душе. Весть о Грегоре пришла как удар кирпичом по витрине галереи. Грегор Морли. Её меценат, первый, кто поверил в её дерзкие абстракции, друг, чей смех заполнял тишину мастерской после вернисажей. Убит. В собственном доме. И она… она была там.
Воспоминание накатило волной тошноты: роскошный кабинет Грегора, запах старых книг и дорогого коньяка, внезапный хруст стекла из гостиной, её собственный испуганный крик, мелькнувшая в дверном проеме чужеродная тень, и потом… тишина. Ужасающая, густая тишина. Она не видела лица, только тёмный силуэт и запах – резкий, химический, чужой.
Теперь ей предстояло пойти туда, где холод смерти был не метафорой, а повседневной реальностью. В морг.
* * *
Доктор Сайлас Торн затянул стяжки на новом белом халате, его движения были точны, экономичны, отработаны годами. Вентиляция гудела, пытаясь заглушить вездесущий запах формалина и чего-то более тяжелого, невыразимого. На столе перед ним лежало тело Грегора Морли. Коллега по редким партиям в покер, человек, чья неугомонная жизнерадостность казалась Сайласу почти неприличной в их мире. Теперь – просто работа. Протокол, разрезы, поиск причин. Очередная трагедия в бесконечной череде.
– Свидетельница прибыла, доктор Торн, – голос ассистентки прозвучал из динамика. – Арлетта Ван дер Вельде. Художница.
Сайлас кивнул, не отрывая взгляда от инструментов. «Художница». Это слово для него значило не больше, чем «бухгалтер» или «водитель». Люди, живущие в выдуманных мирах, пока он копошился в реальности, холодной и безжалостной. Он слышал это имя – Арлетта. Её картины висели в доме Грегора. Кричащие пятна цвета, бессмысленные формы. Как это могло кого-то трогать? Искусство не воскресит мёртвых. Не зашьет раны. Не поймает убийцу.
Он вышел в приёмную. Контраст был резким: стерильная белизна стен, флуоресцентный свет, режущий глаза, и она. Она была всплеском цвета на этом монохромном холсте. Светлые, растрёпанные волосы обрамляли бледное лицо с огромными, полными невыплаканных слёз глазами. Ярко-синий платок, небрежно наброшенный на плечи, казался криком в этой тишине. Она сидела, сгорбившись, кусая губу, пальцы нервно перебирали бахрому платка. От нее исходил слабый, но отчетливый запах скипидара и масляной краски – запах ее мира, навязчивый и чуждый здесь.
