– Аксинья, иди сюда!
Маленькая худенькая девушка пятнадцати лет в стареньком рваном платье и сером платке, повязанном на голове, рысью преодолела широкий лестничный пролет и почтительно подбежала к хозяину усадьбы. Мужчина, одетый в домашний халат, который был буквально напичкан яркой вышивкой, устало стоял в дверях спальни своей жены. Одной рукой он вытирал платком пот со лба, а в другой держал зажженную свечу.
– Твоя барыня вот-вот родит. Надо ей помочь. Я уж больно устал. Да и маменька не может.
С этими словами он тяжело вздохнул и пошел по длинному темному коридору в свою опочивальню.
Аксинья без стука, но со всем почтением, на которое только была способна, тихо зашла в комнату. Зажженные свечи стояли везде, где только можно было их установить. Молодая хозяйка усадьбы очень боялась темноты.
На широкой кровати лежала бледная женщина двадцати лет. Её длинные черные волосы влажными змеями раскидались по подушке и ажурной ночной сорочке. Слезы почти высохли на мраморных щеках.
– Кто здесь? – еле слышно прошептала она.
– Аксинья, барыня.
Женщина облегченно вздохнула и горячо зашептала, с трудом приподнявшись на правом локте:
– Аксинья, послушай меня, прошу! Как только у меня родится ребенок, забери его и уходи. Уходи куда глаза глядят, слышишь? Но так, чтобы ни одна живая душа тебя не видела.
Аксинья попятилась назад и воскликнула:
– Что Вы, барыня, такое говорите?
Женщина откинулась обратно на кровать и тяжело задышала.
– Ты должна мне пообещать, что унесешь моего ребенка из этого чертового дома. Иначе он умрет…
Аксинья быстро перекрестилась и закивала головой. Она поняла, что барыня сошла с ума. И не удивительно. Двое её детей, которые рождались в стенах этого дома, издавали первый крик и почти сразу умирали. Нужно было соглашаться на всё, лишь бы немилость сумасшедшей не упала на голову бедной крепостной девушки.
На этот раз опытной Аксинье пришлось одной отстоять всю тяжелую бессонную ночь, без помощи старой барыни, матери помещика. Та занемогла накануне и не выходила из своей комнаты.
В четыре утра темная комната, освещаемая всего несколькими свечами, огласилась тихим криком младенца. Аксинья обтерла его и завернула в светлое покрывало. Мальчик был очень слабым, но дышал.
