Лапкин спешил на маскарад, чтоб стать храбрым. Пакет с новогодним костюмом шуршал и цеплялся за ветки и углы скамеек. Но Лапкин не замечал трудностей. Он опаздывал.
А виновата во всем была стенгазета.
За две недели до Нового года в цеху на лестничной площадке, там, где обычно вывешивали приказы о ежемесячных премиях, прикрепили цветными гвоздиками новогоднюю стенгазету. Рисунок был скучный, но профессиональный: линия к линии, каждое пятнышко на своем месте, Дед Мороз выглядел, как на фотографии: румяный, белозубый, с лихо развевающейся бородой и миловидной Снегурочкой под мышкой (даже не верилось, что это именно Дед). Яркая надпись «С Новым годом!», поздравление, написанное цветным фломастером. Стихи. Обычная стенгазета.
Около стенгазеты толпились работники цеха. Лапкин продрался к стенду.
Газета была бы обычной, если бы не стихи. Нет, конечно, в каждой стенгазете есть стихи. Но ЭТИ были написаны на отдельном листочке и прикреплены кнопкой прямо на бороду Деда Мороза. Лапкин стал читать. Так себе стихи, средненькие. Но вот заканчивались они возмутительно:
«…И если вы хотите
Счастья в Новый год —
Старательно трудитесь,
И счастье к вам придет!
Лень и торопливость
Гоните от себя.
Паяльник, дисциплина —
Вот лучшие друзья!»
Стихи были подписаны «Новогодний заяц».
Как же так? А они что, не трудятся? Балду гоняют? Это какая сволочь обвиняет их в лени и недисциплинированности?
Возмущен был не только Лапкин: недовольные возгласы не то и дело нарушали угрюмую и совсем не праздничную тишину.
Лапкин нахмурился. Дисциплина в их цеху была железная: работать можно строго в спецодежде, за брак штрафуют нещадно, опоздания приравниваются к измене Родины. На рабочем месте запрещено не то что есть – пить тоже нельзя. Но делать нечего – производственная дисциплина. Поэтому возмущенный ропот тружеников цеха был оправдан.
– Я напишу опровержение, – вдруг неожиданно даже для самого себя сказал Лапкин.
– А напиши! – хлопнула его по плечу монтажница люба. – Утри нос этому гаду!
Лапкин написал. Сначала переживал, что придется кому-то возражать, ругаться, но было очень обидно за несправедливые намеки в лени. Но Лапкин набрался смелости и написал. Первую букву красиво обвел фломастером, как в стенгазете. Утром следующего дня прикрепил свои возражения рядом с опусом Зайца. Борода Деда Мороза стала почти не видна.
