Юрий Петрович Сумароков – народный артист всего Союза Советских Социалистических республик, жил в последние пять лет очень скромно. Курсировал туда – обратно по маршруту из пункта «дом» в пункт «театр» и потихоньку чах. Ни друзья, ни коллеги, ни слава, плоды которой он пожинал до сих пор, не могли вернуть ему вкус былой жизни, когда все вокруг него начинало петь и вертеться, стоило ему появиться в ресторане, гостях, театре или дома.
Он и сам не ожидал, что с уходом жены потеряет вкус к жизни. Жили они хорошо, но чтобы с ней ушла его часть – к этому он готов не был. Сначала тосковал, думал пройдёт. Не прошло. Вернее, тоска притупилась за эти годы, а вот пустота внутри увеличилась и постепенно прочно заняла главное место в его жизни. Теперь он играл не на сцене, а в жизни. Играл умудрённого опытом наставника со студентами, играл коллегу в коридорах театра, играл друга на посиделках с товарищами, народного артиста на улице, когда узнавали, даже с домработницей Ниной приходилось играть вежливость и добродушие.
В зеркало Юрий Петрович смотрел на себя только в гримерке, вне работы стал абсолютно безразличным к тому, как выглядит. «Сдал наш дядя Юра», – вздыхали в театре, видя его порой в невычищенных ботинках или мятом пиджаке. Раньше себе такого представить никто не мог. Щеголь и балагур на глазах превращался в неопрятного старика, со следами былой красоты на седом челе. В противовес жизни, на сцене Юрий Петрович был неутомим. Каждый спектакль играл как последний. Зал плакал, смеялся, замирал, и Юрий Петрович плакал, смеялся, замирал. Два часа три раза в неделю он жил полноценной нормальной жизнью – здесь, на сцене родного театра. Это было лекарство от пустоты, но хватало его ненадолго, как любого наркотика.
Однажды вечером, выходя, как обычно, через служебный вход после спектакля, он увидел девушку с цветами в руках. Она, увидев его, дёрнулась, казалось, ему навстречу, он, увидев ее движение, привычно приготовился взять цветы, дать автограф, поблагодарить и вежливо улыбнуться. Однако девушка, вдруг, неожиданно остановилась и сбила его привычный ритм.
Он задержался взглядом на её фигурке, улыбнулся, она вспыхнула, улыбнулась в ответ. Он прошёл мимо, хотел обернуться, но не стал. «Наверное это не моя поклонница», – мелькнула мысль, – хотя странно, странно». Что странного было в девушке, стоявшей у служебного входа, Юрий Петрович объяснить не мог. Ничего странного в ней не было. Здесь все время дежурили девушки и женщины всех размеров и возрастов.