Заканчивался первый день очередного лета. В мягком, как облако, кресле на веранде своего домика на берегу сидел старик, чья жизнь, как этот день – тоже подходила к концу. Уставшими и морщинистыми ноздрями он вдыхал свежий морской бриз. Просоленные и выгоревшие волосы мягко развевались на ветру. А глаза наблюдали за большим огненным диском, стремящимся скрыться под толщей воды. Когда диск больше чем наполовину утонул в водной пучине, старик оторвал свой взор от него и направил глаза на горстку ребят, стоявших поодаль, метрах в двухстах. Даже отсюда было слышно, как они оживленно болтали. То и дело на весь пляж раздавались раскаты громового смеха. С трудом старик поднялся со своего кресла и пошёл к лестнице. В лучах закатного солнца на некогда ярко-зелёном поло показался бейдж, на котором гордо красовалась надпись «С.Эмилио. Смотритель пляжа». Эмилио спустился на брусчатую дорожку, а после ступил на мягкий песок. Его нога сразу утонула в его волнах, и он сам медленно направился к громогласной толпе. Пока смотритель шёл, еле переставляя ноги, солнце уже село, а гомон, исходивший от детей, стал только громче. Подойдя поближе, Эмилио скомандовал своим голосом, оставшимся с тех времён, когда он носил красно-жёлтое поло, а на его бейдже курсивом было написано «Спасатель»:
– А ну-ка не шуметь! И разойтись!
Ребята, не замечавшие старика до этих пор, с испугу замерли, а через секунду кто-то прокричал:
– Врассыпную!
И ребятишки пулей рванули кто куда, но все понеслись в направлении выхода с пляжа, оставив на месте, где они стояли величественный песчаный городок, будто остров, возвышавшийся среди золотистых просторов безбрежного океана. Здесь можно было увидеть гордые, неприступные замки с башнями, в окнах которых так не хватало маленьких принцесс; были тут и узкие улочки, как те, что когда-то видел сам Эмилио в старинных центрах европейских городов; неприступные укрепления окружали всё это сооружение, а широкий ров по кругу опоясывал стены города, словно большой удав, защищая строения от чудовищных цунами, которые то и дело накрывали город.
Ребятишки бежали беспорядочно, утопая в нежном и теплом песке, который так мешал убегать от неподвижного старика. Ребятня падала и поднималась, потом снова падала и опять поднималась – и так до самого выхода. Этот нелепый побег напомнил старику, вся жизнь которого так или иначе была связана с этим пляжем, как он сам в детстве носился по этим же местам, по этому песку, может быть даже, по этим же песчинкам, но уже больше 60-ти лет назад. На лице Эмилио проступили морщины в том положении, в котором с возрастом они оказывались все реже и реже, а между них воссияла яркая, словно ушедшее за горизонт солнце, улыбка. Он вспомнил, как ему самому нравилось, будучи ребенком, бегать по этому пляжу, утопать в песке, падать и спотыкаться, падать, а затем снова вставать, чтобы потом вновь завалиться в нежные объятия золотистых барханов. Будучи уже более взрослым, ему все ещё так же нравился этот песок – он с другими ребятишками, друзьями детства и юности, строил тут гигантские песчаные замки и закапывался в песок, наслаждаясь его теплом. Работая здесь спасателем больше 30-ти лет, тогда ещё молодой старик не разлюбил нежные, как женские прикосновения, пески этого пляжа. Самым большим удовольствием для него после тяжёлого рабочего дня была прогулка по согретому солнцем песочку, наблюдая очередной заход солнца или восход царицы ночи. «Не то, что сейчас» – подумал Эмилио, – «не то, что сейчас…».
