День первый, раннее утро
Архив Города насчитывал пять этажей. С крыши здания открывался чарующий вид на окрестные районы. Удачная точка. Равно удалённая от четырёх главнейших соборов здесь, разбросанных по сторонам света.
Святого Аремиля. Первых Мучеников. Местный кафедральный. Базилика хрозитов. Ради них Чезаре поднялся сюда спозаранку. Аварийных лестниц не предусматривали. Ни привратники, ни охранники в глаза его не видели. Наверх же он поднялся в два счёта.
Литомантия приоткрыла для него многие двери в жизни. Мало какие стены становились преградой на пути. Так и сейчас. Эфир ушёл по артериям в ноги. Рассеялся, вызывая деструкцию брусчатки под подошвами.
Крошась, чуть подсела мостовая. Чародей приготовился.
Толчок!
Щебенка полетела в разные стороны. А сам Чезаре взмыл вверх. От резкого перепада давления заложило уши. Он приземлился прямо на крышу, опустился на черепицу бесшумно и легко. Будто кошка.
Редко на юге Полуострова кто-то спешит. Маг Земли – скорее, исключение из правил. Педантичный. Пунктуальный. Но ему ещё далеко до дельмеев. Тех, с которыми спелся.
Пришёл раньше назначенного. А его уже ждали.
Высокородная миссионерка не шла навстречу. Стояла в тени под козырьком. Делала вид, будто Чезаре здесь нет. Он – парень обходительный, не гордый. Воспитанный. Чародей кивнул нанимательнице, или, вернее сказать, наставительнице.
Беловолосая взаимностью не отвечала. Маг вздохнул и отвернулся.
Из-за моря показались первые лучи солнца. Стальная поверхность рябой воды приобрела насыщенный рубиновый оттенок. Будто бы из рваной раны на теле земли поднялась кровь. Наступал очередной день – первый после Парада Лун.
Чародей хмыкнул. Всё, как по нотам: алый рассвет, новая эпоха, триумф Хаоса. Что самое приятное, он приложит руку к восстановлению справедливости. Его имя не вспомнят потомки. Не высекут на памятной стеле. Да и не нужно.
Сам факт, осознание причастности – вот, что важно. Аж дух захватывает.
В глазах Света и Тьмы он проклят. Обречён прозябать в четырёх стенах Башни, колдуя землетрясения, камнепады и оползни. При условии, что хочет жить, преклоняясь. Раб на цепи лживой, ложной Церкви.
Лишь в одном оказались правы Противоположности: он – опасность.
За ним тянулась целая вереница трупов. Если бы мертвецы умели говорить, в унисон бы подтвердили простой вывод.
